Поделиться
С сегодняшнего дня на телеканале "Культура" стартует цикл из пяти концертов под названием "Музыка нового времени". Выдающиеся сочинения композиторов XX-XXI веков будут звучать в исполнении знаменитых музыкантов. Участники цикла - виолончелист Александр Князев и руководитель Московского камерного хора Владимир Минин - ответили на вопросы обозревателя "Российской газеты".
Александр Князев: От модерна все безумно устали
Российская газета: Вам близки все произведения, которые вы исполняли?
Александр Князев: Я вообще не играю музыку, которая мне не нравится. У меня был случай. В 1990 году я принимал участие в Международном конкурсе имени Чайковского. Мне позвонил Тихон Николаевич Хренников, который был председателем этого конкурса, и предложил записать его сонату. Я посмотрел ноты и понял, что это произведение не буду играть никогда. Хотя по всем прагматичным соображениям стоило бы сыграть, записать, может быть, и премия была бы другая - не вторая, а повыше. Не знаю... У меня есть целая стопка нот: некоторые написаны специально для меня, некоторые просто композиторы давали, чтобы я посмотрел, сыграл. Конечно, я никогда не отказываюсь, беру ноты, говорю "да-да". Но из всего этого "да-да" осталось лишь несколько настоящих "да".
РГ: И что же осталось?
Князев: Я сыграл считаное количество современных произведений, но они стоили того. Например, сочинение замечательного композитора Гии Канчели "Струна" для виолончели с оркестром и написанное для меня произведение великого французского органиста Жана Гийо для виолончели и органа. Я также сыграл и записал сонату талантливого композитора Игоря Райхельсона. Мне очень нравится его музыка, которая плавно отходит от модерна назад. Сейчас в академической музыке наступил кризис: ничего нового не происходит, от модерна все безумно устали. Я думаю, что какой-то поворот должен быть именно в сторону прошлого. У Игоря это получается очень гармонично.
РГ: Вместе с Даниэлем Хоупом вы солирует в Сoncerto grosso N 2 Альфреда Шнитке. Музыка этого композитора относится к модерну?
Князев: Шнитке - это классика, конечно! Он как раз принадлежит к числу композиторов, которых я исполнял. Я играл его замечательную первую сонату и потрясающее произведение, одно из самых депрессивных даже в музыке Шнитке, - трио-сонату для скрипки, альта и виолончели. И Кончерто гроссо я тоже очень люблю. Оно очень яркое, сильно воздействует на публику. Я рад, что его сыграл. Кончерто гроссо относится к более раннему периоду творчества Шнитке. Потом произошел какой-то сдвиг, может быть, в связи с тем, что он был безумно болен - пять инсультов. Поздний Шнитке для меня, к сожалению, недоступен.
РГ: Чем вы сейчас занимаетесь?
Князев: В данный момент я хочу немного отдохнуть от виолончели, занимаюсь в основном на органе. Мне нужно подготовиться к концерту в Москве в октябре. В сентябре я должен в Риге закончить запись своего диска в Домском соборе. В августе у меня гастроли в Пицунде, где стоит прекрасный орган. В следующем году я играю в Париже в Нотр-Дам. В общем, я уже стал довольно известным органистом.
Владимир Минин: Звук хора - это вкус его руководителя
Российская газета: Камерный хор под вашим руководством исполняет духовные произведения Леонарда Бернстайна и Владимира Дашкевича. Какое место в вашем репертуаре занимает современная музыка?
Владимир Минин: Смотря что понимать под словом "современная". Для некоторых современное - модерн, додекафония, алеаторика, сонористика или что-то в этом духе. Для других современная музыка - это музыка, написанная в XX веке. Третьи под современностью понимают содержание. Бах сегодня современен или нет? По своим идеям - думаю, да. По форме выражения - конечно, это другой век, почти 300 лет миновало. Но все-таки содержание, когда оно трогает человека сегодняшнего, тоже относится к понятию современная музыка. Сейчас перепробовано огромное количество средств выражения в музыке. Но живучим остается только то, что гармонично, что проникает в душу человека. Есть такое сочинение для хора a cappella - "В бане". Оно написано в советские времена одним латышским композитором. В нем есть все звуки, которые мы слышим в бане. Это же кунштюк, а не художественный смысл! Человеческая эмоция должна быть осмысленной, и это должно выражаться в мелодии. Поэтому в репертуаре нашего хора музыка в основном тональная.
РГ: Владимир Дашкевич посвятил вам сочинение "Семь зарниц Апокалипсиса". Какие воспоминания связаны с его исполнением?
Минин: Композитор написал музыку для кинофильма, который прошел достаточно незаметно. Потом он предложил исполнить ее в концерте, и мы стали тщательно к этому готовиться. Что говорить... Апокалипсис - переводить даже не надо. В сочинении Дашкевича происходит поиск этого смысла. Впервые мы его исполнили в концерте в Санкт-Петербурге, потом в Москве. Это доставило радость не только нам, но, смею надеяться, и той публике, которая встретила его овациями.
РГ: Что первое сказал композитор после исполнения?
Минин: Когда тебе человек целует руку, все слова лишние.
РГ: В обиходе часто употребляют не официальное название хора, а просто - "хор Минина". Приятно это слышать?
Минин: Это приятно, и скажу почему. Когда говорят "хор Свешникова", это означает, что коллектив имел свой почерк, свой голос. В этом названии уважение, дань тому искусству, которое хор нес со сцены.
РГ: Какой творческий почерк у вашего хора?
Минин: Об этом лучше не меня спрашивать. Что мне кажется наверняка - хор отличается индивидуальностью. Это касается певческой манеры, звучания, проникновения в сущность исполняемого. Звук хора - это продолжение вкуса его руководителя. Что касается русского репертуара, в нашем подходе есть какая-то проникновенность, душевность, если хотите. Наверное, по натуре я лирик.
РГ: Правда, что на репетициях вы никогда не кричите и ведете себя очень тактично?
Минин: Последние 15-20 лет - да, я действительно такой. Но это путь через пробы и ошибки. Понимаете, когда тебе на голову льют раскаленное олово, ты же не говоришь: "не лейте, пожалуйста, на голову раскаленное олово!" Приходишь в возбужденное состояние. Когда раз, два, три не получается, конечно, что-то такое бывает... Но если повысил голос и понял, что это моя ошибка, я извиняюсь.