Поделиться
"Скромное" искусство бидермейера на самом деле никогда не было скромным. Если у кого-то еще и были сомнения на этот счет, то они развеиваются на одноименной выставке из коллекции князя Лихтенштейнского, которая открылась на Волхонке и продлится два месяца.
Князья Лихтенштейнские - одни из самых известных собирателей Европы, чьи собрания ведут начало аж с XVII века. Среди 125 экспонатов, которые приехали в Москву, - живопись лучших венских живописцев первой половины XIX века, столовый фарфор того времени, стулья эпохи Венского конгресса 1815 года, определившего расстановку сил в мире после Наполеоновских войн, и даже люстра, украшавшая салон князя Разумовского, который был русским послом в Вене в середине того столетия. Люстра доказывает, что формула "три в одном" - отнюдь не изобретение нашего времени. Она сделана в форме птичьей клетки, правда, с механическими чижиком и снегирем, которые умели петь шесть мелодий. Ко всему прочему, люстра-шкатулка снабжена часами. Воля ваша, если это скромность, то что тогда роскошь?
Пресловутая скромность стиля, расцветшего в Европе в период относительного затишья между 1815-м и 1848-м, принесшего череду революций, имеет отношение скорее не к ограниченности вложенных средств, а к узким границам пространства частной жизни. Искусство бидермейера, вышедшее из ампира с его любовью к античности, рассталось с героическим идеалом. Вместо Цезаря и Брута актуальным стал хранитель семейных радостей и сельских красот, мудрец, который, по слову Пушкина, "капусту садит, как Гораций". Князья Лихтенштейнские вряд ли сажали капусту, но позировали для портрета с детьми, а не с оружием. Так, князь Алоиз II на полотне Йозефа Крихубера 1835 года предстает в домашнем халате в кресле, с маленькой дочкой на коленях. Насколько нежно князь относился к семье, можно судить по тому, что он приглашает одного из лучших венских портретистов, Фридриха фон Амерлинга, для создания серии портретов своих детей. Более того, зарисовки для семейного альбома он поручает Петеру Фенди, блистательному рисовальщику. Его акварели, запечатлевшие детей в манеже, с гувернанткой, за чаем или с книжкой, - едва ли не лучшее украшение не только выставки, но и искусства бидермейер. Сентиментальность сюжета в его исполнении каким-то чудом не переходит в приторную слащавость.
Парадокс в том, что если князья Лихтенштейнские, заказывая лучшим художникам портреты, интерьеры своих дворцов и виды родных Альп, стремились избежать пафоса и торжественности, то купцы и промышленники, желающие подражать им, напротив, жаждали с помощью портрета поднять и утвердить свой статус. Забавный этот контраст демонстрируют два портрета, открывающие выставку. На одном, сделанном хорошим, но практически неизвестным тогда художником Фридрихом Шильхером, - портрет князя Алоиза II (1841). Ни одной детали, подчеркивающей статус. Акцент сделан на лице, выделяющемся на коричневатом фоне - не красотой, но тонкой одухотворенностью облика. Рядом - полотно 1833 года Фердинанда Вальдмюллера, самого популярного живописца в кругах венской аристократии. На нем запечатлен хозяин трактира "У волка в долине". Тщательно выписанный наряд, надменная важность облика, короче, в каждом штрихе - узнаваемая забота об "имидже"...
Собственно, по таким претенциозным заказчикам искусство бидермейера и судили довольно долго. Легенда гласит, что даже название стиля возникло как шутка. Два немецких поэта XIX века Эйхродт и Куссмауль, писавшие эпиграммы и работавшие вместе, придумали себе "двойника" - скромного обывателя, чьи мечты ограничены представлением о бюргерском уюте и покойной жизни. И наградили его говорящей фамилией - Бидермейер, то есть "простодушный господин Мейер". Несуществующий учитель Готлиб Бидермейер дал имя художественному направлению. Но сегодня, когда в моде штудии культуры повседневности, возникает интерес и к искусству бидермейера. В нем усматривают начало современной эпохи - с массовой продукцией, стандартными образцами, художественной индустрией и арт-рынком. И то сказать, именно в ту эпоху поступь "железного века" стала очевидна.