Художник и писатель Максим Кантор выпустил в свет новый роман "В ту сторону", логичное продолжение эпоса "Учебник рисования".
Книга написана как анализ событий последнего года. Крах мировой финансовой системы, кризис западной идеологии и путь на Восток как выход из кризиса. В эксклюзивном интервью "РГ" Максим Кантор рассказал, что для него значит "идти в ту сторону".
Российская газета: В книге вы ставите диагноз современному обществу, отталкиваясь от событий последнего года. Экономический кризис сравнивается с раковой болезнью. Как родился такой сильный образ?
Максим Кантор: Кризис я предсказывал несколько лет назад в романе "Учебник рисования". Но одно дело ждать, другое - увидеть. Одно дело знать, что человек смертен, другое - увидеть, как он умирает. Помимо прочего, писать книгу меня заставил личный опыт последнего года. Ушло много дорогих людей. Мне было важно пережить собственную боль как общую, случившуюся со всеми. По-моему, именно это отличает искусство: частный опыт отливается во что-то, что можно разделить со всеми.
РГ: Почему именно такой диагноз - рак - вы ставите мировой либерально-демократической системе?
Кантор: Эта болезнь пока непонятна, она этим пользуется, растекается по миру. И природа власти тоже не вполне понятна - и так же опасна. Разговор ведь не о терминах, а о сути вещей. Мы говорим "демократия", но подразумеваем систему управления. Вроде бы все увидели беды, которые несет финансовый капитализм, но никто не в состоянии предложить рецепт лечения. Есть и другая причина сравнения болезни и власти: наличие в русской литературе книги "Раковый корпус". В "Раковом корпусе" Солженицын поставил России простой диагноз. Он считал, что метастазы коммунизма можно вырезать, и общество поздоровеет. Так и поступили, но лучше не стало.
РГ: Персонажи книги в растерянности: финансовая система рухнула, уклад жизни разрушен и то, что их связывает, лишь механический, монотонный ход вещей. Духовные связи утрачены. В этом смысле движение на Восток может стать решением?
Кантор: Бегство Ахмада с женщиной и ребенком на Восток - это прямой парафраз бегства в Египет. Выбирается то направление, которое подбрасывает история. Переосмысленная идея свободы может прийти с Востока, раз уж Запад от нее отказался. И это не раз, и не два случалось в истории. Так и Рим рушили готы, будучи крещеными христианами. Сам Рим эту религию, рожденную внутри Римской империи, не воспринял, не сделал государственной. Как это ни парадоксально, христианство вернулось в Рим с ордами варваров. Если Запад сам отказался от идеи равенства и свободы, не приходится удивляться, что где-то она все же приживется.
РГ: Но иммунитета к таким спадам не выработалось?
Кантор: Как всякий сложный организм, западная культура периодически болеет. Была чума, инквизиция, Столетняя война. Когда города Европы выкашивала "черная смерть", казалось, что пришел конец цивилизации. Столетняя война многим казалась преддверием Страшного суда. Вспомните, сколько "Страшных судов" изобразили в то время. Чудовищная война двадцатого века показала очередной идеологический кризис. Но и его преодолели. На фоне развития техногенной цивилизации стали говорить про ядерный апокалипсис. Но и этот страх изжили, сказали, что найден идеал - финансовый капитализм, который заставит всех договориться на символическом уровне. Казалось, нет больше бедных и богатых, нет систем конфронтации... Когда и эта иллюзия рухнула, стало очевидно, что есть неимоверно бедные и неимоверно богатые, и этот разрыв не будет ликвидирован никогда.
Европоцентричная картина мира была очень властной. Считалось, что Китай уже не существует. Гегель писал, что Китай выпал из истории навсегда. На этом допущении строил свое историко-философское учение Маркс. Запад будет развиваться, а Восток уснул. Оказалось, мы просто выбрали неверный ракурс, переоценили значение цивилизации. Все религии, науки, сознание мира пришло с Востока.
РГ: Получается, что мы вновь видим перед собой два полюса, только центровые силы в них поменялись. Это ослабевающий полюс Запада и все набирающий силу - Востока.
Кантор: В том, что двадцать первый век будет веком Востока, у меня нет никаких сомнений. Мне как человеку, воспитанному на западной литературе и любящему западное изобразительное искусство, хочется надеяться, что Запад усвоит очередной урок очередного поражения. Собственно, великое искусство Возрождения родилось из сильнейшего чувства поражения Запада в соревновании с Востоком. Распустился невероятно красивый цветок итальянского искусства, но возник он через преодоление трудностей. И Западу, который сейчас действительно переживает времена не лучшие, придется заново переосмыслить свою историю.
РГ: В цикле философских писем "Пустырь" есть письмо западному другу, в котором сказано, что пока все шли на Запад, за это время вы успели осознать себя русским. Сейчас, когда открывается дорога на Восток, можно ли сказать, что вы успели стать европейцем?
Кантор: Есть замечательное выражение: "Если тебе дадут линованную бумагу - пиши поперек". Конечно, мы - русские. Никуда не денешься от своей земли и языка. Однако западная культура вошла в нас прочно - своим великим искусством, философией, институтами.
Нам выпало жить в эпоху, когда эту картину приходится переписать заново. То, что недавнее время воспринимается как болезнь, дурман, - правда. Это, бесспорно, болезнь всей западной империи и нас как ее части.
Искусство Запада сделалось по преимуществу декоративным. Искусство салонного авангарда востребовано богатыми - чтобы декорировать быт, не менять жизнь, а именно декорировать быт. Декоративной сделалась вся культура, поэзия, кино, философия. А Восток тем временем создавал новые концепции, живые, страстные. Это происходит пока на уровне негодующей претензии неимущих, на уровне родоплеменных претензий к инородцам - но рано или поздно будут произнесены и некие объединяющие слова, не обязательно магометанские. Будет жаль, если Запад не отыщет этих универсальных слов прежде.