14.10.2009 23:10
    Поделиться

    Всеволод Овчинников: Чем компетентнее становился я сам, тем чаще интересные люди тянулись ко мне

    До какого же воинского звания ты дослужился в органах после своей многолетней работы за рубежом?

    Такой вопрос мне нередко задавали в откровенных беседах друзья и знакомые. Особенно те, кому было известно, что я окончил Военный институт иностранных языков - учебное заведение, которое готовило кадры прежде всего для Генерального штаба. А коли так, значит, мол, меня учили на Штирлица...

    Это, конечно, упрощение. Хотя некоторые наши выпускники попадали в разведшколы, а чаще в подразделения спецпропаганды, то есть для радиовещания на иностранных языках. В 1951 году "Правде" потребовался молодой китаист с перспективой уехать на постоянную работу в Пекин. А чтобы направить лейтенанта Овчинникова в газету, потребовалось решение Секретариата ЦК КПСС и на его основании - приказ министра обороны.

    Положа руку на сердце, могу сказать, что за полвека своей журналистской деятельности никогда не был "совместителем". И заслуги моей тут нет. Просто "компетентным органам" была дана установка не привлекать сотрудников "Правды" к оперативной работе, дабы не рисковать репутацией главной партийной газеты.

    Это отнюдь не значило, что во время работы за рубежом мне не приходилось общаться со многими "ближними и дальними соседями", то есть с сотрудниками КГБ и ГРУ, работавшими под крышей посольства или торгпредства. Среди них часто встречались яркие личности, с которыми было интересно и полезно обмениваться выводами и оценками, чтобы глубже вникать в суть происходящего в стране. В моей автобиографической поэме, не предназначенной для публикации, есть такие строки:

    В жизни заграничной я

    Не жил без компании.

    Был я близок с "ближними",

    Выпивал и с "дальними"...

    Как я передавал явку

    В моей жизни был один-един-ственный случай, когда мне довелось совершить то, что сотрудники спецслужб называют оперативной работой. А именно - передать время и место конспиративной встречи. Это произошло в Японии в 1963 году. Для корреспондента советской партийной газеты было непростое время. В разгар идеологической размолвки Москвы и Пекина руководители компартии Японии (Носака, Миямото, Хакамада) перешли на прокитайские позиции, на все лады критикуя "советских ревизионистов".

    Лишь глава парламентской фракции КПЯ - Сига сохранил верность Москве. Наиболее рьяным антисоветчиком был Хакамада - родной дядя знакомой нам Ирины Муцуовны. Чтобы следить за тем, поддерживает ли КПСС контакты с "раскольниками", он внедрил в корпункт "Правды" в качестве шофера своего зятя.

    Назревший в КПЯ раскол выплеснулся наружу при ратификации Московского договора о запрещении ядерных испытаний. Вторя Пекину, депутаты от КПЯ выступили против него, и лишь председатель их фракции проголосовал "за". И вот в этот драматичный момент у нашего советника по партийным связям прервалась связь с Сигой. При последнем контакте его человек не смог договориться о новой встрече.

    Советник слезно умолял меня выручить его. Дескать, дипломату трудно выйти на Сигу. А для корреспондента "Правды" вполне естественно попросить у него интервью. И в конце разговора передать, что знакомый ему связной будет в пятницу в 16 часов ждать его на втором этаже книжного магазина "Марудзэн", где продают монографии по международному праву.

    Через пресс-службу парламента я официально попросил о встрече с главой фракции коммунистов. Интервью прошло гладко. В конце беседы удачно ввернул фразу о книжном магазине. И тут Сига заговорщическим шепотом произнес: "Я сейчас дам вам пакет, который нужно переслать в Москву товарищу такому-то". (Он назвал фамилию высокопоставленного сотрудника международного отдела ЦК КПСС, который не раз бывал в Токио.)

    Пакет из универмага

    Пока Сига открывал стоявший в углу сейф, в моей голове вихрем закружились мысли. По всем инструкциям принимать от иностранца пакет, не зная, что в нем лежит, категорически запрещалось. Откуда мне знать, только ли информацию о КПЯ передает Сига нашему советнику по партийным связям? А если меня возьмут с поличным при документах, касающихся японских вооруженных сил, то без дипломатического иммунитета можно лет на пятнадцать угодить в тюрьму за шпионаж.

    Сига достал из сейфа фирменный пакет универмага "Мицукоси" и протянул его мне. Мысли снова бешено закрутились, но уже в обратном направлении. Вправе ли я отказать человеку-легенде, одному из основателей компартии Японии? Ведь я еще был пионером, делал доклады о героях Коминтерна, когда Сига уже томился в одиночной камере тюрьмы "Сугамо", где провел 18 лет. И вот перед таким человеком я предстану как трус, который заботится лишь о собственной шкуре?

    Словом, после минутного колебания пакет из универмага взял. Хотя понимал, что в парламенте он явно бросается в глаза. Вышел в длинный коридор, по оба конца которого маячили фигуры часовых. Мелькнула мысль: может, зайти в туалет, взглянуть, что за бумаги я несу? Но махнул рукой - была не была! Степенным шагом миновал шеренги полицейских, охранявших парламент от демонстрантов, взял такси и назвал адрес советского посольства.

    Поднялся в "кочегарку", где работали шифровальщики, писали свои донесения "ближние" и "дальние" соседи. Дежурный пощупал пакет, подивился его легкости и мягкости. И попросил подождать, пока составят опись, которую мне надлежит подписать. Вскоре из-за перегородки раздался хохот. В зачитанном мне списке значилось следующее: две женские мохеровые кофты, мужской свитер, спортивный костюм "Адидас", плащ-болонья. Налицо был типичный "джентльменский набор" советского командированного тех лет.

    Видимо, "товарищ такой-то" когда-то покупал нечто подобное в Токио или попросил старого знакомого прислать ему все это.

    Выслушав мой эмоциональный рассказ о том, каких страхов я натерпелся ради злополучного пакета, оказавшегося банальной посылкой, советник по партийным связям принялся извиняться. И в качестве компенсации за моральный ущерб оформил мне ящик виски по дипломатической выписке, то есть за полцены. Так я собственноручно поставил пятно на своей репутации "чистого" журналиста. Ибо не только участвовал в оперативной работе, но и, как оказалось в итоге, сделал это не бескорыстно.

    Кстати

    Благодарен судьбе, что год спустя, в 1964-м, именно мне выпала честь легализовать память Рихарда Зорге, первым из наших соотечественников возложить цветы к его могиле на кладбище в Токио. Изучая материалы, связанные с жизнью легендарного разведчика, я запомнил и сделал своим девизом его слова: "Чтобы узнать больше, нужно знать больше других. Нужно стать интересным для тех, кто тебя интересует".

    Практический опыт одиннадцати лет моей работы в Китае, семи лет в Японии и пяти лет в Англии подтверждает, что, чем компетентнее становился я сам, тем чаще интересные люди тянулись ко мне и обогащали меня своими знаниями. Пожалуй, в этом смысле можно сказать, что хороший разведчик и хороший журналист имеют между собой нечто схожее...

    Поделиться