Есть два предмета, которые формируют гражданина и личность - литература и история. Парадоксально, но факт: оба оказались выброшены из перечня обязательных ЕГЭ.
Почему учебные часы на литературу сократились вдвое? Как будут изучать Александра Солженицына в школе? Зачем нужно вернуть старшеклассникам "нормальное" сочинение? Об этом и не только дискутируют эксперты "РГ": президент Русского общественного фонда Александра Солженицына Наталья Солженицына, филологи и писатели Людмила Сараскина и Валентин Непомнящий, директор Московского центра образования № 109 Евгений Ямбург, руководитель предметной комиссии по литературе при Рособрнадзоре Сергей Зинин и кинорежиссер Игорь Масленников. Вела совет экспертов заместитель главного редактора "Российской газеты" Ядвига Юферова.
Тестом личность не измерить
Российская газета: Литература, как и история, оказалась исключенной из списка обязательных предметов. Чем это грозит?
Людмила Сараскина: Самое тревожное, что многие учителя-словесники по собственной инициативе отказались от качественного и полноценного преподавания литературы. Но ведь если ты рассказываешь о писателе-классике, ты должен его представить и биографически, и творчески, и мировоззренчески, и аналитически. Для ЕГЭ эти знания не нужны.
Дело даже не в том, будет ли литература обязательной для ЕГЭ. Допустим, будет. И тесты будут грамотно составлены. И будут предлагаться корректные ответы (хотя мне приходилось сталкиваться как раз с чудовищно невежественными вариантами ответов на бессмысленно поставленные вопросы). Дело в том, что установка на тестовое изучение литературы радикально меняет весь облик преподавания, направляет учителей в сторону суррогатного изучения предмета. Зачем тогда вообще нужна литература в школе? Чтобы знать факты и даты? Но сейчас все это есть в Интернете.
РГ: Тестом личность не измерить, душу не развить?
Сараскина: Задача литературы - формировать самостоятельно мыслящего человека, творческого читателя. А как можно самостоятельно мыслить, отвечая на тесты, которые подготовлены для тебя извне? Некие эксперты за тебя решили, на какой вопрос и как надо отвечать. А твои собственные вопросы к писателю и его тексту или погибнут в зародыше или, если возникнут, не найдут выхода. Преподавание литературы вне свободного общения и обсуждения на уроке сводится к дрессировке школьников. О какой любви к литературе, к чтению может идти речь в таком случае? Я уверена, что несколько лет такой практики - и поле русской словесности в школе зарастет сорной травой.
РГ: Его не спасут даже уроки по Солженицыну?
Сараскина: Не спасут, если за ними не будет обязательного и полноценного Пушкина, Гоголя, Достоевского.
В кого влюбился "образ Татьяны"
РГ: Что сегодня реально происходит в школе с изучением литературы?
Евгений Ямбург: Болезнь гораздо глубже. Во-первых, идет совершенно бессовестное сокращение поля гуманитарного образования. Если на русскую литературу двадцать лет назад было отведено 400 часов, то сейчас - 200. Ровно вдвое меньше. Не знаю, напечатаете ли вы это: когда нацисты пришли на территорию Советского Союза, их учебные планы по литературе составляли тоже 200 часов.
Сараскина: Это необходимо напечатать.
Ямбург: Во-вторых, вводятся ненужные предметы. Не буду их называть. Скажу одно: можно еще 50 предметов одночасовых, глупых ввести, вместо того чтобы на почве родной истории, литературы серьезно поднимать какие-то вопросы.
РГ: Отказ от сочинения в пользу теста усугубил ситуацию?
Ямбург: И сочинение может быть глупым, пошлым, где "образ Татьяны влюбился в образ Онегина". Оно может быть скачено из Интернета, написано на основе дайджеста. Вопрос не в мелочах, а в глубинных вещах. Если мы хотим убедить наше юношество - не надо врать. Один из авторов нового учебника по литературе пожаловался мне: от него потребовали убрать понятие "тоталитарное государство". Оно сейчас не модно. А как преподавать "Архипелаг ГУЛАГ" без этого понятия?
Мы запутались. И запутали учителя. Я много езжу по стране и знаю, что среди учителей есть много подвижников, преподающих, как и раньше, серьезно и глубоко. Но они не могут подставлять детей. С этим "глубоким преподаванием" ученик не сдаст тест и не поступит в вуз.
РГ: Роль учителя-словесника, как и его предмета, в воспитании гражданина отошла на второй план?
Валентин Непомнящий: Моя знакомая, окончив МГУ по классическому отделению, пошла преподавать литературу в сельскую школу. Привыкла на уроках "выкладываться", передавать ученикам не только свои знания, но и чувства. И ее понимали, увлекались. Нынешние дети, теперь рассказывает она, после всей этой реформы образования стали глухи к напряжению, пафосу, смыслу. Им нужно совсем другое - только информация. Меня потрясли ее слова.
Ямбург: К сожалению, учитель сегодня бесправен. По результатам ЕГЭ оценивается в ряде регионов его зарплата. Но как можно сравнить элитную гимназию в престижном районе и школу в поселке с детьми из неблагополучных семей?
Сочинение - это "русские мозги"
РГ: А что думает Федеральная предметная комиссия по литературе?
Сергей Зинин: Возвращать сочинение в школу не нужно. Почему? Да потому что и во внутришкольном контроле, и в формате ЕГЭ оно и так осталось. Развернутый ответ на проблемный вопрос по творчеству конкретного писателя. А вот нелепых ответов к тестам о Раскольникове, о Наташе Ростовой, которые выдавались за образцы ЕГЭ, не существовало изначально. Не сразу, но удалось вывести из формата экзамена простейшие тесты. Осталось только 12 заданий с краткими ответами, но их дает сам ученик. Это так называемая литературоведческая азбука: прочитав текст, нужно определить литературное направление, в русле которого развивалось творчество писателя, авторские художественные средства и т.д. Главную же позицию занимают задания, требующие развернутого рассуждения на литературную тему.
РГ: Из 11 экзаменов в рамках ЕГЭ сейчас обязательны лишь два: русский язык и математика. Остальные сдаются по выбору. Сколько выпускников в этом году выбрали литературу?
Зинин: 51 тысяча. Из почти миллиона одиннадцатиклассников. Надо сказать, неплохо сдали. Очень много было хороших работ - сам читал. Видел работы "стобалльников" - их 250. Сочинение - это, по выражению Валентина Непомнящего, "русские мозги".
РГ: Давайте уточним: в экзамене по русскому языку все-таки есть элемент, который предполагает сочинение?
Зинин: Предлагается сочинение на свободную тему, но сочинения по литературе как такового нет. Такое сочинение есть в экзамене по литературе, но он, как уже сказано, не является обязательным.
РГ: В апреле была внесена поправка в Закон об образовании, суть которой: нужен промежуточный экзамен по языку и литературе для допуска к ЕГЭ. Какова ее судьба?
Зинин: Госдума пока не поставила этот вопрос в повестку. Законодательно это не закреплено. Вопрос о переводном экзамене обсуждается лишь на уровне Москвы.
Игорь Масленников: Я родитель девочки, которая сейчас учится в 10-м классе. Она литературная девочка, даже написала роман в стиле Гарри Поттера. Но у нас сплошные слезы от математики. Мы относимся к той части родителей, которые категорически возражают против ЕГЭ по математике. Почему? Потому что математика не формирует никакой личности, а выражает только определенный природный дар человека. Математические способности не даны каждому ребенку. Но зато есть в классе ребята, которые просто как орехи щелкают все эти задачи. А половина класса ревет. Я просто вставляю эту проблему в общую, связанную с литературой. Потому что считаю: если уж делать ЕГЭ - то по литературе.
Пропуск к ЕГЭ
Наталья Солженицына: Вот мы выскажемся, это напечатают, прочтут, но все останется на своих местах. Надо понять, есть ли какие-то рычаги, которыми мы реально можем повлиять на решения министерства образования и науки. Мне кажется, было бы правильно объединить родителей, учителей, просто здравомыслящих соотечественников - и добиться хотя бы следующего. Русский язык может оставаться в ЕГЭ, но литература не должна там присутствовать.
Формализация литературы убивает ее. Нет ни одной страны, где существовала бы такая практика. Почему, пытаясь что-то взять у Запада, мы всегда берем самое ненужное, выбираем сорняки? Я 20 лет прожила на Западе, наши дети учились в школе и университетах Америки. В Америке есть ЕГЭ, там это называется SAT (Scholastic Aptitude Test). Это тест, выявляющий способность делать умозаключения, критически мыслить. Он обязателен, без него невозможно поступить ни в один колледж, даже самый захудалый. Но ни один, даже самый захудалый колледж не принимает студентов ТОЛЬКО на основании SAT.
Сочинение обязательно в школах и обязательно при поступлении в колледж. Правда, это не совсем сочинение в нашем смысле. Они пишут эссе на свободную тему. Опиши событие в твоей жизни, которое было для тебя самым тяжелым или самым счастливым Что нужно принимающему университету? Видеть: способен ли человек выразить собственные мысли. Ты человек думающий или только играющий в бейсбол? Почему мы сделали ЕГЭ единственными пропускными воротами в любой университет? Это дикость, мы просто не талантливо перенимаем с Запада. У большевиков только и были - нефть, большая наука и классическая литература (пусть урезанная, но все же именно на ней воспитывали детей). Мы разгромили науку и выбрасываем литературу. Самоубийство!
В этом году многие возмутились процедурой ЕГЭ. Это самый подходящий момент, чтобы как-то канализировать это неудовлетворение. Хотя бы вернуть сочинение как обязательное в школу. Вывести его из ЕГЭ, но сделать обязательным как чистилище, как пропуск к сдаче ЕГЭ. Пусть это будет в конце 10-го класса, раньше, чем наступает нервотрепка с ЕГЭ. Не то мы вырастим поколения людей, которые не могут связно выразить свои мысли.
Сараскина: Прекрасное предложение. Но как это повлияет на весь процесс преподавания литературы в школы? Сочинения списывают, скачивают на мобильный телефон, пишут шпаргалки на руке, на ноге, где угодно. Сейчас технология дошла до того, что в зрачке у соседа прочитаешь сочинение.
Зинин: А я полностью поддерживаю Наталью Дмитриевну. Сочинение должно вернуться во внутришкольный контроль. В Москве, в Петербурге прошли съезды методистов и учителей. Их позиция такова: сделать двухступенчатый базовый экзамен, включающий школьное сочинение с анализом художественного текста или даже устный экзамен. А затем профильный экзамен, по выбору. Только не надо ничего изымать из ЕГЭ. Надо оставить экзамен по литературе в формате ЕГЭ для тех, кто выбирает этот профиль.
В кино на Островского
РГ: Игорь Масленников фильмом "Банкрот" завершил кинотрилогию по "экономическим" пьесам А. Н. Островского. Может, детям сегодня лучше смотреть литературу в кино?
Игорь Масленников: Вот говорят, что закончилась эпоха Гуттенберга. Ничего она не закончилась! Придите в любой книжный магазин, волосы встают дыбом от количества макулатуры. Сейчас издать книгу - плевое дело. Мутный поток выдавливает настоящую литературу. И этот же гламурный мир завоевывает новые позиции в кино. Почти все кинотеатры принадлежат американским фирмам. Туда не попасть русским картинам. В американском кинематографе есть огромное количество талантливых фильмов, но почти все американские кинокомпании имеют под своим названием одно слово: "энтертеймент". То есть "забава, развлечение". И вот это проникновение развлечения идет по всем линиям.
Я много ходил по театрам, выбирая актеров для своих фильмов. И обнаружил: в Москве 100 театральных залов, и все битком забиты. А в кинотеатрах - меньше половины зала. В основном ребята в бейсболках, с попкорном. Пришли развлекаться. Они не знают, что такое сидеть в зале и плакать, переживать, испытывать чувство трепета. И то же в книжном деле. А в театрах - нет. Почему? Потому что люди нуждаются в духовной пище, которую они не могут получить по телевидению. В театрах они общаются с искусством, а не с энтертейментом.
Ямбург: Я много лет веду в школе факультатив по теории и истории кино. Детей надо учить смотреть серьезные фильмы. Это работа. Мы сегодня имеем дело с визуализированным поколением, и с этим надо считаться. Сегодня дети очень часто через кино приходят к литературе.
Масленников: Когда я затевал трилогию, три фильма сделал с помощью государства. Тем не менее сначала я предлагал это телевизионным каналам, полагая, что из трех фильмов можно сделать 6-серийный экскурс в Островского.
РГ: Актуальнейший на сегодня автор.
Масленников: Первый фильм называется "Русские деньги" - по пьесе "Волки и овцы", второй "Взятки гладки" - это "Доходное место" и третий "Банкрот" - это "Свои люди сочтемся". Но ни один канал даже не клюнул.
Ямбург: Значит, эти фильмы нужно показывать для целевых зрительских аудиторий, учителей вместе с детьми. Надо возвращаться к школьным клубам. Сегодня в каждом классе может стоять видеоплеер. И учителя должны этим пользоваться.
Скрестить Обломова и Штольца
РГ: У нас была однажды встреча с редакцией "Большой российской энциклопедии". И самое сильное впечатление тогда произвел человек, который решал, кого включать в словник. Он решал, кто войдет в историю! Скажите, кто должен определять, какие произведения, какие авторы очень спорного, полюсного 20-го века должны войти в школьный учебник?
Сараскина: Можно в порядке реплики? Я написала для "Большой российской энциклопедии" статью "Достоевский". Она уже вышла. Я, что называется, собачилась с редактором на предмет объема. Я говорила: смотрите, в 30-е годы автором такой же статьи в энциклопедии был Луначарский. Он вовсю ругал Федора Михайловича, и на это дали полтора печатных листа. А тут - еле-еле пол-листа на доброе слово. Достоевский что, в три раза стал хуже?
РГ: Писателей стало на 5 тысяч больше.
Сараскина: Не только в этом дело. Говорят, есть люди, которые себя впихивают в энциклопедию за деньги. Вот куда уже рынок вполз.
Валентин Непомнящий: Сегодня истинность и ценностность - понятия мифологические, как сказал по радио один современный философ. Существуют только цели и способы их достижения. Деньги стали вершиной ценностной шкалы, и это уже никто не скрывает. Между тем в русской литературе тема денег всегда была трагической и немножко стыдноватой.
РГ: Известная фраза: наше поколение стеснялось говорить вслух о двух вещах - деньгах и сексе.
Непомнящий: Рынок существовал всегда. Но рыночной идеологии на Руси никогда не было. Были корыстные люди - почитаем Островского. Но в голове человека русской культуры сидело, что деньги - это не самое главное. Если русский переставал так думать, он сразу превращался в преступника. Для нашего человека очень опасно нарушение ценностной шкалы, потому что тогда он обязательно рухнет в самую бездну.
Почему мальчики и девочки должны сами выбирать профильные предметы? Это воспитание потребительского подхода к собственному образованию. Культура всегда строилась на том, что она тянет человека вверх. А здесь его опускают вниз и говорят: барахтайся, как хочешь, выбирай, какая отрасль тебе по вкусу.
РГ: Но если у нас такая великая культура, почему такая плохая жизнь? Сегодня этот вопрос задают многие.
Ямбург: Мы слишком драматизируем ситуацию. Если ты успешный, то обязательно сволочь. Если духовный, то обязательно нищий. Я имею дело с живыми детьми, и, поверьте, не все они живут под лозунгом: "Бабло побеждает зло!"
Непомнящий: Так это Господу Богу спасибо, а не нам!
Ямбург: И еще - учителям, деятелям культуры. Я имел счастье лично знать Булата Окуджаву. Но сегодня трудно воспитывать детей под лозунгом: "Может, и не проживешь счастливым, зато умрешь как человек". В молодости хочется быть счастливым. И даже успешным. Но настоящий успех, а не бег на короткие дистанции, возможен при большой культурной глубине человека. Сегодня любой молодой человек должен уметь водить машину, знать иностранный язык, владеть компьютером. Это не мешает его духовности. Но это только минимум, инструмент к достижению успеха.
Непомнящий: Вы говорите об ответственности. Но мне заявляют: не нравится, выключите телевизор! Они снимают с себя ответственность и возлагают ее на нас. Вы говорите о свободе. Но в деревне, где я живу, учителя из сельской школы рассказывают, как из них выколачивают положительные результаты ЕГЭ.
Ямбург: Это и раньше было.
Непомнящий: Учителя воем воют от этого. Вся эта реформа, состоящая из упразднения литературы как базового предмета, будет воспитывать не человека, а специалиста. Спеца. Не личность, а функционера. Винтик, как сказал бы товарищ Сталин.
Ямбург: Я бы мечтал, чтобы мы как-то могли скрестить Обломова и Штольца. Вы задали вопрос: почему мы так плохо живем? Потому что качество жизни зависит не от творчества, а от исполнительности. "Творческие" шоферы - убийцы на дороге. В американских больницах за "творчество" медсестру увольняют: если нужно менять простыни каждый день, а она меняет раз в три дня.
Литература и церковь
РГ: Сегодня церковь старается занять определенное место в системе школьного обучения. Церковь и литература - союзники или враги?
Сараскина: Давайте вспомним: лет уже десять назад, когда только начиналась общественная дискуссия по поводу школьного курса "Основ православной культуры", справедливо говорилось о том, что без знания азов православия невозможно понять русскую литературу и отечественное искусство. Но сейчас, когда и литература, и предметы гуманитарного цикла из школы выдавлены (можно сказать, что это поле разгромлено), а религиозная азбука, напротив, вводится едва ли не декретом, возникает ощущение, что она, эта азбука, будет воспитывать школьников не вместе с литературой (что было бы естественно), а вместо нее. Это и называется клерикализацией образования, которая подменяет духовность.
Русская классическая литература - это область вечных и открытых вопросов бытия и сознания. Она предлагает каждому читателю самостоятельно решать - есть ли Бог, есть ли бессмертие, как и зачем жить, в чем смысл и цель человека, пришедшего в мир.
РГ: Мировые религии давно имеют на эти вопросы свои канонические ответы.
Сараскина: Имеют. Но русская словесность, хоть она и развивалась в рамках христианской культуры и всегда включала в себя религиозное содержание, не удовлетворялась катехизисом и оставляла за собой право на свободомыслие, глубинное вопрошание и даже несогласие с догматом - и в этом была ее главная культурная задача. Я слышала однажды, как высокое духовное лицо высказывалось по адресу русской литературы как о возмутительнице спокойствия: зачем, дескать, она нужна в школе, мы на все ее проклятые вопросы дали необходимые и достаточные ответы, а она только воду мутит. Некоторые современные богословы выводят за рамки христианской культуры десятки русских писателей - от Кантемира до Блока, включая Тургенева, Л. Толстого, Лескова, Чехова. Представители религиозной филологии называют единственным истинным критерием литературы ее церковность, а также воцерковленность авторов и героев. Задачу литературы они видят в том и только в том, чтобы как можно скорее привести читателя в церковь.
РГ: Из писательской среды то и дело раздаются голоса, что литература вообще не смеет претендовать на духовность, поскольку это не ее сфера, это компетенция религии и церкви.
Сараскина: Да, вот такой парадокс. Мне кажется, что столь грубое представление о природе человеческого духа, когда вопросы религиозной совести и веры решаются по принципу всеобщей коллективизации и массовой диспансеризации, свидетельствует об идеократическом высокомерии и презрении к духовной свободе человека. Такой подход неизбежно приведет к обратному результату. Если церковь решит видеть в русской литературе опасного конкурента, а не равноправного участника диалога, ее миссия в школе будет невыполнима. Просто школьники будут читать "отлученные" сочинения вне стен класса, и мы очень скоро вернемся к ситуации двоемыслия.
Ямбург: По большому счету великая русская литература всегда была религиозна. Но я глубоко убежден, что государство и школа должны оставаться светскими. Это не означает быть агрессивно атеистическими. Для меня, как для педагога, важно искать не то, что разъединяет людей, а то, что их объединяет. Для меня иудаизм, православие, ислам - это разные команды альпинистов, которые с разных сторон поднимаются на одну и ту же высоту. В этом смысле выбор остается за семьей, за культурой, за воспитанием и так далее.
Ко мне в кабинет входит батюшка и говорит, что он запрещает своей дочери присутствовать на уроке по "Мастеру и Маргарите", поскольку это Евангелие от Воланда. Завтра ему не понравится Толстой, потому что он был отлучен от церкви. И мы останемся с "Домостроем" и "Житиями святых". Это просто антикультурно.
Сараскина: Это не только ваш знакомый батюшка так считает. Эта концепция вошла в шеститомное издание "Православие и русская литература" (М., 1996), по которому обучаются все священники Российской Федерации в духовных семинариях и духовных академиях. В этом учебнике и содержится "черный список" враждебных православию писателей, в котором значатся, кроме Толстого, Чехова и Лескова, еще и Грибоедов, Лермонтов, Чаадаев, Некрасов, Гончаров, Бунин, Есенин... Здесь русские писатели, составляющие цвет отечественной и мировой культуры, подвергаются вульгарнейшей идеологической проработке, всемерно дискредитируются. Общий вывод одиозен - чтение русской классики опасно для духовного здоровья школьной и студенческой молодежи.
Ямбург: Я вспоминаю замечательного Александра Меня, который был и культурным человеком, и глубоко верующим. Недавно я читал письма и дневники Александра Шмемана. Вот где глубина, и православная вера тонкая, и культура великолепная.
Штурманить по островам
РГ: Наталья Дмитриевна, отныне в школе будут изучать "Архипелаг ГУЛАГ". У вас ведь по этому поводу был конкретный диалог с премьером?
Солженицына: Позвал меня Владимир Владимирович, чтобы личные чувства к Александру Исаевичу выразить. "Те немногие встречи, которые были, я вспоминаю тепло", - сказал он мне.
РГ: Встреча была экспромтом?
Солженицына: Во всяком случае это было неожиданно. Он сказал: давайте обсудим, как дальше изучать Солженицына. Я сказала, что во всех школах "Архипелаг ГУЛАГ" в его объеме изучаться не может, это невозможно. Но фрагменты или очень сильно сжатый текст, наверное, было бы правильно его ввести.
РГ: Вы работаете над его школьным вариантом?
Солженицына: В ноябре я должна представить методистам либо фрагменты, либо сокращенный, но целостный текст. Я предпочитаю второе. Надо сохранить архитектуру романа, потому что Солженицын штурманит нас по "островам" очень вдумчиво и педагогично, если хотите. Мы не случайно сначала попадаем в "тюремную промышленность", потом в "туземный быт" и наконец на каторгу и в ссылку. Если мне удастся, я хочу, сохранив конструкцию книги, сократить текст в 5-6 раз. За границей есть однотомный "Архипелаг" для студентов, короче полного в три раза. А я буду делать не для студентов, для школьников.
РГ: Для какого класса?
Солженицына: Либо для 10-го, либо для 11-го. Это будут решать в министерстве образования.
РГ: Какова была первая реакция учителей на это решение?
Солженицына: Разная. Много поддержки, но и много испуганных. Есть учителя, которые по собственному почину изучают с детьми не только "Матренин двор", "Ивана Денисовича", но и "Крохотки", и "Случай на станции Кочетовка". Конечно, для изучения "Архипелага" надо разработать методику в помощь учителю. Но и оставить свободу учителям выбирать из текста. Можно вообще взять одну главу, например, "Зэки как нация". Она полна горького, но яркого юмора. Можно на этой главе построить изучение "Архипелага". В программе сегодня в 11-м классе четыре урока отведены на тему репрессий.. Учитель может выбирать - Шаламова, Евгению Гинзбург, Солженицына, Петкевич. Если из этих четырех два часа пустить на "Архипелаг", все равно останется два урока на свободный выбор учителя.
Цифры никого не убеждают. Убеждает слово, судьбы. Меня спросили, где лучше преподавать "Архипелаг", в курсе истории или литературы? Конечно, литературы. На уроках истории литературные тексты не читают. А прожигает слово, не собрание фактов.