Когда полтора года назад Анатолий Иксанов, генеральный директор Большого театра, вместе с режиссером Дмитрием Черняковым в Москве, и главный дирижер Новосибирской оперы Теодор Курентзис в столице Сибири решили, что пришла пора ставить "Воццека" Альбана Берга, они, естественно, еще и знать не могли ни о том, что в октябре 2009 года музыкальную часть Большого возглавит композитор Леонид Аркадьевич Десятников, ни тем более о том, что скажет в своем Послании Федеральному Собранию Российской Федерации президент России Дмитрий Анатольевич Медведев 12 ноября 2009 года.
Однако уже сегодня, за неделю до премьеры, печатные и электронные СМИ рассматривают грядущую постановку Большого театра как программное заявление нового музыкального руководителя, в котором словно предугаданы некие важные идеи президентского Послания в сфере культуры. Задолго до того, как для публики прозвучат первые ноты партитуры Берга, в "Живом журнале" можно насладиться дискуссией вокруг "Воццека", - гениальной опере о военном цирюльнике, униженном и раздавленном неправедным социумом "промежуточного времени", и в приступе ревности убившем мать своего ребенка. Впервые Большой театр таким образом использует "мировую паутину", - не для информации о премьере только, но для того, чтобы подготовить даже продвинутую интернетовскую аудиторию к встрече с уникальным явлением музыкального экспрессионизма, столь многое предопределившим в художественном творчестве ХХ века. И там можно убедиться, насколько классическая тема мировой эстетики - традиции и новаторство - сохранила свою актуальность. И насколько существенна для сегодняшней культурной ситуации следующая мысль Д.А. Медведева: "Сохраняя традиции, богатое, очень богатое классическое наследие нашей культуры, государство должно позаботиться и о тех, кто ищет новые пути в художественном творчестве. Ведь следует помнить: то, что сегодня именуется классикой, создавалось зачастую вопреки канону, через отказ от привычных форм, разрыв с традицией. Дух новаторства необходимо поощрять во всех сферах культурной жизни".
Подавляющее большинство комментаторов уверены, что творческое руководство театра во главе с Десятниковым в обстановке строжайшей секретности готовит некую эстетическую бомбу ("Большой театр готовит революцию" - это из заголовков информационных материалов), не отдавая себе отчета в том, что вся ответственность за этот замысел и его реализацию лежит на Чернякове, Курентзисе и, разумеется, Иксанове. (Не умаляя важности нынешнего присутствия Десятникова в Большом театре, напротив, всячески поддерживая его приглашение, просто оберегаю его от того, чтобы в случае скандала на нового музыкального руководителя, что называется, не навешали всех собак.) И, увы, мало кто задумывается над тем, что революция эта запоздала лет на семьдесят, и авторы спектакля имеют дело не с новомодным музыкальным материалом, а с классическим произведением ХХ века.
Ведь, как известно, опера "Воццек" была написана Бергом в 1921 году, в 1925-м она была поставлена в Государственной Берлинской опере (режиссер Ф. Херт, дирижер Э. Клайбер), после чего до 1936 года ее ставили в 29 городах 166 раз. В том числе и в Ленинграде в Государственном академическом театре оперы и балета (который не был уже Мариинским и еще не стал Кировским) в 1927 году, где соавторами Берга стали режиссер С. Радлов и дирижер В. Дранишников. В 1937 году европейская судьба всех произведений Альбана Берга почти на десять лет была предрешена демонстрацией его клавиров и партитур на знаменитой "Выставке дегенеративного искусства" в Дрездене, где помимо полотен и скульптур выдающихся мастеров пластических искусств первой трети ХХ века, были представлены ноты практически всех композиторов "нововенской школы", учеников А.Шенберга; сочинения Игоря Федоровича Стравинского там выставлены не были, зато среди всего прочего был помещен его портрет с надписью, сочиненной ведомством Геббельса: "Судите сами, еврей Стравинский или нет". Зато после Второй мировой войны "Воццека" (как и вторую оперу композитора, "Лулу", созданную по пьесам Ф. Ведекинда) ставят повсеместно. И никто уже не сомневается, что имеет дело с классическим творением, выразившим трагический опыт эпохи (напомню, что Берг задумал музыкальную версию пьесы Георга Бюхнера, которую умерший в 1837 году 23-летний немецкий гений не успел завершить, еще в 1914 году, а закончил в 1921-м, после Первой мировой войны).
Но в Советском Союзе Бергу, как и многим его товарищам, ученикам Шенберга, не повезло. Самыми мягкими обвинениями были упреки в "истерической взвинченности" и "нездоровом эротизме". От запрета к постановке не спасал даже авторитет Бориса Асафьева, который в связи с ленинградской постановкой (довольно быстро снятой со сцены) писал: "Я не знаю иной современной оперы, которая сильнее, чем "Воццек", подкрепила бы социальное предназначение музыки как непосредственного языка чувств, особенно при таком изумительном сюжете, как драма Бюхнера, и при таком умном и проницательном охвате сюжета музыкой, как это удалось сделать Бергу".
Главные музыкальные театры советской страны были ориентированы на обращение к современности и современной музыке, прежде всего и по преимуществу отечественной, - продиктовано это было прежде всего тем, что и балету, и опере были предуготованы во многом пропагандистские функции. Советская музыка ХХ века оказалась под прессом идеологической и эстетической нормы, которую сочиняли не самые талантливые авторы, - но даже в этих условиях Прокофьев, Шостакович, Свиридов, Щедрин, Шнитке и другие композиторы создавали шедевры, которые предопределили достойное место русской музыки в культуре ХХ века. Отечественные гении мирового искусства ХХ века через себя, свое творчество пропустили трагические звучания эпохи, схожие с теми, что подвигали их зарубежных собратьев на высокое служение музыке. Они жили и творили поверх барьеров. И поэтому появление "Катерины Измайловой" Шостаковича или "Войны и мира" Прокофьева открывало нашей оперной сцене космос созвучий ХХ столетия, сколь близкий классике ХIХ века, столь и далекий от нее. Разделение мира на две политические системы, разумеется, повлияло на социальный характер бытования искусства, сильнее всего отразившись на тех его родах и видах, которые были связаны со словом и изображением, - на музыку это повлияло в последнюю очередь. Великие композиторы ХХ века, как и их предшественники, напрямую говорили с небесами.
Именно поэтому важно понять, что отечественная традиция, создаваемая новаторами высшей пробы, не исчерпывается одним-единственным эстетическим или идеологическим направлением. Даже в таком достаточно консервативном искусстве, как опера. Она сильна сложностью и многообразием, которое вбирает в себя и Пушкина и Хлебникова, и Репина и Кандинского, и Глинку и Шостаковича. А потому не надо бояться Альбана Берга в Большом театре. Тем более что он сам однажды признался своему ученику, великому философу и музыковеду Теодору Адорно: "Когда я сочиняю, я чувствую себя Бетховеном, только впоследствии я понимаю, что в лучшем случае я всего лишь Бизе".