Наш собеседник - художественный руководитель оперной труппы Московского академического музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, профессор РАТИ, народный артист и лауреат Государственной премии Александр Титель.
Российская газета: Мы с вами познакомились в Свердловском театре оперы и балета: там работала команда молодых, дерзких и очень талантливых людей, каждый спектакль - событие. Это были вы с дирижером Евгением Бражником, художниками Юрием Устиновым и Эрнстом Гейдебрехтом. Прошли годы. Вы возглавляете столичный театр, преподаете в РАТИ, в театре поют ваши ученики. Мы живем в другой стране и в другой культурной ситуации. Как вы ощущаете эти перемены?
Александр Титель: Демократизация - это распространение норм, удобных для большинства. Но по отношению к искусству это не так однозначно хорошо: искусство необязательно должно нравиться большинству. Демократизация вкусов опустила планку - стало много плохой музыки, посредственных певцов, юмористов, уровень шуток которых угнетает, потому что чувство юмора - показатель жизнеспособности общества. Я школьником был в Юрмале, и в зале под открытым небом шел концерт Давида Ойстраха. Недавно побывал снова: там выступали "Новые русские бабки".
РГ: Этот процесс - объективный? А может, он рукотворный? Ведь люди привыкают к фону, который их окружает. Этот фон формируют люди.
Титель: А я и не говорю, что надо с этим смириться. Я за демократическую политическую и социальную жизнь, но я против безалаберной политики в области вкусов. Произведение искусства предназначено для разноуровневого понимания. И мне хочется, чтобы на спектаклях свою долю удовольствия получили и знатоки, и неофиты, впервые пришедшие в оперный зал. У нас на спектаклях много молодежи. Хотя мы не работаем на понижение.
РГ: Опера гуманистична. Как вы относитесь к тому, что словом "гуманизм" теперь бранятся?
Титель: Большинство соотечественников негативно относятся друг к другу - наш человек нашего человека не радует. Десятки тысяч сограждан погибают только потому, что водители летят в горку по встречной. Понимания необходимости сохранять друг друга как национальной идеи - у нас нет.
РГ: Театр здесь может что-то сделать?
Титель: Искусство театра зиждется на катарсисе. На потрясении и очищении, вызванных состраданием и страхом. "Над вымыслом слезами обольюсь"... Впрочем, это тоже считается устаревшим.
РГ: Привлекая новую публику, где вы видите границы демократизации жанра?
Титель: Режиссеры стали уходить от ремарок в либретто. И это естественно, если цель - сохранить дух произведения. Героини "Кармен" или "Травиаты" - не исторические персонажи. Меняя время действия, мы выполним волю композиторов: это были первые случаи, когда они писали про свою современность. И если перенести действие ближе к нашему времени - это может вызвать большее доверие. Мейерхольд переделал Пушкина в спектакле "Пиковая дама", и Шостакович считал, что ничего лучше в опере он не видел. Немирович-Данченко из куртизанки Виолетты сделал актрису - и было интересно.
РГ: Все чаще пишут, что репертуарный театр устарел, и хорошо бы сделать, как на Западе.
Титель: Хорошо бы пишущим лучше знать предмет, о котором они пишут. На Западе большинство театров - репертуарные. Суть - в многообразии форм. У каждой свои преимущества, они дополняют друг друга. Есть спектакли, которые ставят на четыре-пять показов, собрав нужных людей. А выращивать артистов лучше в репертуарных театрах - где еще они могут получить такую школу!
РГ: Сейчас надежды возлагают на систему stagione - когда солистов приглашают на спектакль, играют его несколько раз и расстаются.
Титель: Конечно, хорошо, если у нас появится театр, работающий по системе stagione. Не думаю, что это должен быть Большой театр - это все-таки национальная академия музыки! Похвастаться своей оперной школой могут только четыре культуры в мире: итальянская, немецкая, французская и русская. Большой театр, я думаю, должен хранить эту школу, там должно идти много русских опер. Прокофьев, Шостакович, Стравинский у нас идут меньше, чем в Европе.
РГ: Но опыты в области stagione возникают и у вас!
Титель: Мы договорились, что раз в три сезона делаем проектный спектакль - как "Пеллеас и Мелизанда" Дебюсси. У нас все для этого есть, дело только в деньгах. Вот в ноябре у нас должен был выйти "Портрет" Вайнберга к его 90-летию и 200-летию Гоголя. Но грянул кризис, и я буду ставить "Севильского цирюльника", понимая, что "Портрет" - это на три раза, а гениальный Россини соберет публику.
РГ: В Свердловске вы ставили "Пророка" Кобекина, "Антигону" Лобанова, "Чудаков" Тактакишвили, вы открыли нашей публике "Сказки Гофмана" Оффенбаха, был большой успех. Почему сейчас все это стало риском?
Титель: В Свердловске один оперный театр, он мог диктовать свои условия. Да и число любителей оперы не прямо пропорционально величине города - там сложилась мощная прослойка интеллигенции. Кроме того, я пришел в театр, который был в хорошем состоянии. До нас его вел Евгений Колобов, были замечательные спектакли "Сила судьбы" и "Петр I". Интерес к театру был большой, и когда мы пришли, поезд уже шел на всех парах, и мы с ускорением продолжили это движение. Театр стал модным. Здесь - другая ситуация. Когда я пришел, в оркестре оставалось несколько человек. Не было хора. Вся молодежь ушла. Первый год мы занимались возобновлениями, и только к исходу второго года я поставил "Руслана и Людмилу". Все три первых оперы - "Руслан и Людмила", "Эрнани" и "Богема" - не относятся к популярным в России. Как и последующий "Отелло".
РГ: За это время театра пережил пожар и реконструкцию. Это значит - опять с нуля?
Титель: За три сезона в новом здании вышло 20 опер, из них 11 премьер! Показали в Доме музыки "Пассажирку" Вайнберга. К 200-летию премьеры "Фиделио" пригласили Роберта Ллойда и Габриэле Фонтану, поставили эту оперу Бетховена и с успехом показали ее в Москве, Екатеринбурге и Петербурге. Я хочу, чтобы у нас, кроме популярных названий, шли спектакли, рассчитанные на четыре-пять показов: собрались, сыграли, разошлись. Это и будет прививкой практики stagione к стволу репертуарного театра.
РГ: Если бы Верди не получал заказов от театров Ла Фениче или Ла Скала, то и не было бы ни "Травиаты", ни "Риголетто". У нас уже более полувека не заказывают опер. Большой театр нарушил дурную традицию, заказал Десятникову "Дети Розенталя" - и получил скандал. Мы вернемся к этой практике заказов?
Титель: Думаю, вернемся. Кто-то скажет, что времена, когда Верди по контракту писал по две оперы в год, миновали. Кто-то будет ссылаться на опыт Германии, где поощряют поиски новых путей. Кто-то будет новинкам ужасаться. Но все эти вопли - культурный атавизм. Мы же сыграли "Гамлета" Кобекина!
РГ: Но есть риск вообще потерять профессию оперного композитора: нет спроса - нет предложения.
Титель: Конечно. Но Владимир Кобекин, один из самых плодовитых оперных композиторов, мог бы уже сделать свой фестиваль. У него, по-моему, 17 опер, и почти все - шли. Свои эксперименты предлагают театры "третьего направления" - Рыбникова, Градского. Появляются оперы Дашкевича, Тухманова. Вообще, наша практика ругать и сталкивать - не слишком плодотворна. Есть Вагнер в Мариинке, что-то делают в Большом, в "Геликоне", в "Новой опере", что-то делаем мы - в совокупности какое-то движение у нас существует. Беда в другом: театры теряют свою эстетику. Были МХТ, театры Мейерхольда, Таирова, Товстоногова, Ефремова, Эфроса. Были школы: как ты воспитываешь артистов, про что они у тебя играют? Каково их отношение к жизни? И это все, важное, уходит - театр-стиль, театр-дом, театр-эстетика, театр-кредо. У них должны быть разные лица.
РГ: Вы сказали: культура - лужайка, которую возделывают целый век.
Титель: Наш театр к этому уже близок: идет 91-й сезон!