Поделиться
Петр Фоменко задумал "Триптихъ" давно. Еще два года назад в Пушкинских горах он рассказывал про свою мечту о спектакле, в котором бы неожиданно соединялись "Граф Нулин", "Каменный гость" и "Сцены из Фауста".
Неочевидность этой комбинации всех тогда заинтриговала. А Фоменко только тяжело и суеверно вздыхал: "Нам предстоит попробовать найти связь или противусвязь "Графа Нулина" с "Каменным гостем" и "Моцартом и Сальери". Триптих завершался бы "Сценами из Фауста"".
Вздыхать было отчего - "Триптих" стал не только премьерой нового спектакля, но и премьерой нового пространства: в "Мастерской П. Фоменко" появилась Малая сцена. Архитектурная сценопись Владимира Максимова в соединении с магической светописью Владислава Фролова стала главным сюрпризом спектакля. Но мы его пока отложим.
В первом акте - "Графе Нулине" - ничто не предвещает грядущей метаморфозы пространства. Пока это только маленькая, неглубокая сценка с прелестными мостками, ведущими с двух сторон на галереи, со всех сторон окружившими амфитеатр. Та же галерея, образовав балкончик над сценой, приютила Кирилла Пирогова (соседа-сочинителя, Лидина). Возлежа на подушках, загримированный под Пушкина, он держит перо, которое легко трепещет в его руке, выводя и озвучивая собственное сочинение. В той нежно-игривой, волнующе-свежей манере, к которой так приучил нас фоменковский театр, ему вторят Параша (Мадлен Джабраилова), слуга Picard (Олег Нирян), Филька-Васька (Никита Тюнин и Степан Пьянков), Барин (Максим Литовченко), Наталья Павловна (Галина Тюнина), лениво лежащая в перинах там же, на галерее, и, наконец, сам Граф Нулин-Карэн Бадалов, длинноволосый манерный и томный, точно пародирующий сам себя в "Египетских ночах".
Здесь "фоменки" с легкой печалью празднуют свою ушедшую молодость, воспроизводя тот хорошо знакомый и любимый стиль игры, который сопровождал их от рождения до толстовских акварелей "Семейного счастья" и "Войны и мира". С той только разницей, что никогда еще, кажется, стихия стиха самого по себе, льющегося легко и свободно или постукивающего копытцами на поворотах-цезурах, не была явлена с такой праздничной силой. Точно Лидин и есть тот поэт, что, заглянув к соседке в Тригорское, развлекает ее гениальными импровизациями, а все обитатели поэмы - воплотившиеся стихотворные формы и образы.
"Каменный гость" - вторая часть "Триптиха", и именно в ней с пространством новой сцены происходит главная метаморфоза - стена поднимается, и за ней мы видим пугающую своей монументальностью городскую перспективу - стены домов, архитектурные объемы, проемы дверей и окон, лестницы и переходы. Точно волшебник выстроил этот город во время первого акта. Когда же сознание возвращается к оторопевшей публике, она разгадывает природу этой таинственной метаморфозы: за поднятой стеной мы видим фойе театра с его впечатляющей высотой, широкими скамьями-ступенями, огромной застекленной панорамой на Москва-реку.
Функциональное фойе неожиданно превращается в тот поэтический Мадритт Дон Гуана, где ему предстоит умереть от "пожатья каменной десницы". Тени, дрожащие в свете свечей, распятие в каменном монастырском проеме, гулкий окрик пространства, власть глубины. Так трагический космос Пушкина раз и навсегда обрел свою идеальную архитектуру.
И вновь - акустическое открытие, чувственный образ поэтической поступи Пушкина - Галина Тюнина-Донна Анна, хромая на одну ножку, стучит деревянными башмачками по ступеням, преодолевает "линию рампы", уходит в гулкую глубь, внезапно останавливается и вытряхивает из башмачка камушки, дав притаившемуся Дон Гуану-Пирогову право сказать про "узенькую пятку", замеченную им под черным покрывалом.
Когда же встреча состоится, голос Донны Анны окажется таким же соблазняющим и целомудренным одновременно, как цоканье ее деревянных башмачков по монастырскому полу. Виртуозность этих амплитуд - едва ли не лучшие моменты в ее игре. "Подите - здесь не место", - строго говорит один голос. А другой заговорщически шепчет из-за угла: "Завтра ко мне придите".
Так движется "Триптихъ" от одной части к другой и третьей. Связи, которые в нем нарастают, становятся все интересней. Например, интересно думать над тем, зачем Фоменко нужно, чтобы все три любовные пары (Лидин - Наталья Павловна, Анна - Гуан, Фауст - Гретхен) играли одни и те же актеры - Тюнина и Пирогов. Есть ли эта некая линия в движении смысла? Фоменко аристократически уходит от прямых и простых ответов. В его спектакле (особенно во второй и третьей части) гул пространства создает то философское напряжение смыслов, которое и есть пушкинский космос.
Третья часть "Триптиха" названа "Мне скучно, бес". В ней соединились стихи Бродского, сам "Фауст" Гете и пушкинская "Сцена из Фауста". С каждым мгновением меланхолия и высокая тоска все сильнее овладевают пространством спектакля. Скрытое шелком надгробие Дон Гуана и Донны Анны превращается в шелковое полотнище, которое внезапно возникает на театральных "небесах", покрывает головы зрителей, потом сцена с актерами исчезает в глубине, оставляя нас наедине с неразгаданной тайной и красотой.