Первое мое интервью с Егором Гайдаром состоялось в одну из ноябрьских ночей 1991 года. Он только-только был назначен вице-премьером по вопросам экономической политики, а фактически - ответственным (или камикадзе, как он сам говорил) за проведение рыночных реформ, первой из которых стала объявленная в январе 1992 года либерализация цен. И почти сразу же пригласил для разговора несколько знакомых ему журналистов, в число которых попал и я - как бывший коллега Гайдара по журналу "Коммунист", где нас опекал Отто Рудольфович Лацис, один из лучших, на мой взгляд, отечественных экономистов, совмещавший научную работу с журналистской, популяризаторской. Мне, кстати, казалось тогда, что Лацис был для Егора Тимуровича профессиональным ориентиром.
Бывшее здание ЦК КПСС на Старой площади, куда Гайдар въехал со своим аппаратом, напоминало в ту ночь известную по историческим фильмам картину Смольного в канун революции. Людской муравейник. Умудренные советским опытом и обвешанные советскими орденами "крепкие хозяйственники" в летах, как студенты перед экзаменом, ждали в приемной встречи с 35-летним вице-премьером, не понимая, почему они должны отчитываться и что-то просить у этого молодого человека академического вида, изъяснявшегося на непонятном для них языке - реформа, либерализация, рынок, приватизация, без всяких там госпланов и госснабов.
И ведь действительно это была революция. Проклятая и проклинаемая до сих пор многими соотечественниками, даже теми, кто осознавал, повторяя вслед за Станиславом Говорухиным, что так жить, как мы жили в СССР, нельзя, но в то же время отвергал и гайдаровские реформы, не понимая, что рынок и демократия - отнюдь не идеальные конструкции, имеют свои изъяны и проблемы, однако все остальные модели, включая плановую, просто-напросто еще хуже.
Среди "антигайдаровцев" оказалось и немало экономистов, которые вроде бы должны были видеть состояние "больного" и понимать неизбежность радикальной терапии. Не приняли же они "лечения по-гайдаровски" только потому, что сами претендовали на звание "главного российского реформатора", словно предчувствуя, что его обладателю суждено остаться в истории страны.
Среди частично стершихся (увы, время!) воспоминаний о том ночном разговоре 18-летней давности осталось тем не менее отчетливое ощущение, что и сам Гайдар уже тогда, в первые дни своего реформаторства, понимал двойственность как своего назначения, так и предназначения - сделать самую грязную и неблагодарную работу, выслушивая и терпя вместо благодарностей сплошную хулу, но и оставить о себе достойную и долгую память в грядущих поколениях, которым и должны достаться плоды трудов пусть и "мальчиков в розовых штанишках", зато снявших с себя розовые очки веры в коммунистическое "светлое будущее"...
Последнее интервью у Егора Гайдара я взял в июле этого года. Несколько выдержек из него.
- В период кризиса все говорят о том, что России нужны реформы, модернизация экономики. Не опасно ли говорить с нашим народом о реформах, когда дискредитировано само это слово?
- По этому поводу была активная дискуссия в конце 1993 - начале 1994 гг. Наши оппоненты говорили, что народ устал от реформ, что надо отдохнуть, а к реформам вернуться позже. Результатом стал дефолт 1998 года. Сейчас, когда мы столкнулись с самым жестким кризисом мировой экономики за последние 80 лет, очевидно, что приоритет - борьба с кризисом, минимизация его последствий. Но, когда мы выйдем из кризиса, мы должны снизить уязвимость российской экономики от того, что происходит на мировых рынках сырьевых товаров.
Я бы сказал так: кризис - это время, когда надо думать о реформах и готовить реформы.
- В последнее время то и дело слышишь о необходимости покончить с "нефтяным проклять ем" нашей экономики и провести модернизацию. На ваш взгляд, этот переход должен быть эволюционным, постепенным или же через серию радикальных реформ?
- Это действительно требует реформ. Насколько радикальными они должны быть, это вопрос оценки каждой конкретной реформы. Кризис продемонстрировал российскому обществу, российской элите, что реформы, позволяющие диверсифицировать российскую экономику, необходимы. Либерализация цен - тяжелая в политическом отношении мера, но технически она легко реализуема.
А вот упрочение прав частной собственности, улучшение качества судебной системы, сокращение уровня коррупции, общая реформа бюджетных расходов - все это технически очень непростые меры. Если вы хотите сделать экономику более устойчивой, диверсифицированной, менее зависимой от сырьевых рынков, вам нужно серьезное повышение качества институтов. Тяжелая задача, но ее придется так или иначе решать российским властям. Чем раньше они это поймут, тем будет лучше для страны.
- То есть первое условие - политическая воля? Но ведь политики с трудом идут на непопулярные меры, их заботят собственные рейтинги.
- А это потому, что они 10 лет жили в условиях реальных доходов населения. К этому легко привыкнуть. И от этого непросто отвыкнуть.
- Если не ошибаюсь, Черчилль сказал, что разница между политиком и государственным деятелем в том, что политик думает о ближайших выборах, а государственный деятель - о следующих поколениях.
- Совершенно точно. Когда реальные доходы начинают быстро падать, то у вас альтернатива: либо ужесточение репрессий - всех недовольных, всех несогласных в тюрьму, лагерь. Можно и так, но это путь к катастрофе, что подтверждено всем мировым опытом. Это путь к еще одной русской революции. Либо начинать медленно, постепенно демократизировать режим. Это путь непростой, необязательно проходить его за один месяц. Но его одолели многие страны, которые сейчас успешно развиваются. Испания - самый естественный, но отнюдь не единственный пример.
- Какие реформы вы считаете приоритетными? С чего бы начали вы?
- С либерализации средств массовой информации, с отмены цензуры на основных телевизионных каналах.
- Это что - экономический фактор?
- Конечно. Потому что это дисциплинирует власть.
- А в чисто экономической сфере?
- С точки зрения макроэкономики мы все в общем-то делаем правильно. Мы подняли процентную ставку, сейчас начали чуть-чуть ее понижать, мы изменили курс рубля, мы радикально изменили бюджетные перспективы. Пришлось за это заплатить - существенным снижением объемов промышленного производства, инвестиций, ВВП и ростом безработицы. Теперь с этими последствиями надо справляться, адаптироваться к новым реалиям. Выход: повышение эффективности работы компаний, предприятий на микроуровне. То есть надо понять, что период, когда можно было покупать "Челси", закончился.
- Приходилось слышать такое мнение: в силу тех антикризисных мер, которые мы проводим, Россия уходит с мировых рынков. В первую очередь имеется в виду откровенный протекционизм.
- Я считаю его вредным и неправильным. Правда, надо сказать, что этим занимаются все. То есть все договорились, что не стоит повторять опыт "великой рецессии", все под этим подписались, только никто ничего толком не делает. Нам не надо повторять худший мировой опыт. Давайте повторять лучший...