24.12.2009 00:20
    Поделиться

    Владимир Крылов, доктор медицинских наук: Бог точно знает, что он не хирург

    Главный нейрохирург Москвы Владимир Крылов лечит черепно-мозговые травмы, инсульт, гидроцефалию. И считает, что нельзя приступать к операции без мыслей о Боге.

    Владимир Крылов заведует отделением неотложной нейрохирургии НИИ скорой помощи им. Склифосовского. Он доктор медицинских наук, член-корреспондент РАМН, лауреат Государственной премии.

    Только под микроскопом

    - Вы возглавляете клинику с 1994 года. За это время больше стало людей, нуждающихся в вашей помощи, или меньше?

    - Больше. Во-первых, сохраняется немалое число черепно-мозговых повреждений, инсультов и т.п. Во-вторых, у нас появились уникальные возможности диагностики: за последние 10 лет в практику внедрились методы так называемой нейровизуализации, мы стали более точно диагностировать. В-третьих, новый директор института Анзор Хубутия сделал большой акцент на совершенствование хирургической помощи. Благодаря этому мы получили серьезный толчок для развития специальности - начали развивать несколько направлений в нейрохирургии, а это очень важно.

    - Сколько операций вы делаете в месяц?

    - "Вы делаете" я отношу к нашей клинике в целом. Я не могу отделить клинику от себя. Здесь у нас несколько хирургических направлений. Прежде всего - хирургия острых нарушений мозгового кровообращения. Второе направление - черепно-мозговая травма. Третье - позвоночно-спинальная травма и поражение позвоночника, нейроонкология, гидроцефалия, ряд других заболеваний. В год мы делаем почти полторы тысячи операций. Из них больше тысячи - экстренные, остальные - плановые. Я принадлежу к когорте так называемых сосудистых хирургов, основная моя специализация - операции при разрывах аневризмы головного мозга. В год делаю примерно сто таких операций. Это мой конек.

    - Чем нейрохирургия отличается от классической хирургии?

    - В нейрохирургии совершенно другие представления об операционном поле. Классическая хирургия - это большое операционное поле, раскрытый живот, сердце, бьющееся на руке... У нас - иначе. У нас, как правило, немножко затемненная операционная, у нас микроскоп, и хирург видит только незначительную часть того поля, где он работает. Глубина операционной раны - до десяти сантиметров, а ширина колеблется от нескольких миллиметров до одного-двух сантиметров. И в этом пространстве хирург работает. Соответственно у него иные, особые требования к инструментам.

    - Вы работаете со специальными окулярами?

    - С микроскопом. Это очень серьезная оптика. И очень дорогая - доходящая до стоимости лучших автомобилей.

    Хирургия - это стиль жизни

    - Работая с человеческим мозгом, нейрохирурги ощущают некую свою избранность? В хирургической среде это особая каста?

    - Я бы так не сказал. Но что нейрохирурги - люди увлеченные, не лишенные профессионального азарта, это надо признать. Вообще хирургия определяет стиль жизни того, кто ею занимается. Если ты практикующий хирург, тем более в системе скорой медицинской помощи, ты должен в любой момент быть в форме, способен в течение нескольких минут принять решение, организовать операцию, где ты - основной участник, и справиться с очень сложной ситуацией, цена которой - жизнь. Что же касается собственно нейрохирургии... Мне кажется, в нее идут люди с большими претензиями, большими...

    - ... амбициями?

    - Я хотел избежать этого слова, но... здоровые амбиции в нейрохирургии необходимы. Они побуждают совершенствовать мастерство, дают мотивацию твоему профессиональному росту.

    - Нейрохирурги - люди более честолюбивые, чем их коллеги из других сфер медицины?

    - Мне кажется, да. Это видно уже по студентам. В нейрохирургию идут обычно один-два человека с курса. И когда с ними, особенно с девушками, начинаешь беседовать, не можешь не заметить обостренное честолюбие, здоровую амбициозность. А уж потом время показывает, кто из них не ошибся в выборе специализации. Первые представления о нейрохирурге - рафинированная операционная, человек смотрит в микроскоп, делает тонкие движения, творит какое-то волшебство, какое-то чудо...

    - Это романтические, наивные представления?

    - Естественно. Многие юноши и девушки идут в нейрохирургию из-за романтики, но жизнь очень быстро опускает их на землю. Черепно-мозговая травма - это чаще всего больной, доставленный в состоянии сильного алкогольного опьянения. А ножевые ранения? А ранения огнестрельные? Ты пришел в красивую нейрохирургию, а сталкиваешься с бомжами, алкоголиками, бандитами. Это неизбежная сторона всей скорой медицинской помощи - работа с таким контингентом.

    В чем разница между хирургом и Богом

    - Есть подробнейший атлас мозга. Но какие-то тайны мозга еще существуют?

    - Атлас мозга - это просто графическое представление о наших знаниях. А мозг - как океан, как Вселенная. Мы видим только то, что можем увидеть. Но, думаю, видим лишь верхушку айсберга, а все остальное где-то глубоко-глубоко.

    - Душа человеческая как-то связана с мозгом?

    - Вы знаете, на каждой операции я вспоминаю о Боге. Ловлю себя на мысли: до каких же высот должна была подняться человеческая природа, чтобы создать то, что она создала! Мне кажется, должна быть где-то рука Божья, которая сотворила то, с чем мы работаем. Я как-то шел по улице с известным академиком, он направлялся читать доклад о возможности трансплантации стволовых клеток при определенной патологии нервной системы. Мы проходили мимо церкви, и тут я его спросил: "Занимаясь такой сложной, неоднозначной проблемой, вы в церковь ходите?" - "Нет, знаете ли, я атеист". Но когда он потом делал доклад, с его уст то и дело слетало: "Даст Бог, мы этого добьемся". Или: "С Божьей помощью вскоре приступим к этой работе". Он все время ссылался на Всевышнего.

    - А вы ходите в церковь?

    - Не очень регулярно, но хожу. Не хочу касаться интимных сторон моей жизни, просто скажу вам: я знаю, что есть место, где человек может побыть один на один с собой, со своей душой. Церковь учит людей правильным взаимоотношениям. Учит любить, помогать, жертвовать собой. Хотя говорят, что если человек - победитель, то он далек от христианской истины.

    - Кто это говорит?

    - Да вот Хемингуэй хотя бы. Вчера я перечитывал "Прощай, оружие!". Так вот, он пишет, что христианская душа проявляется в кротости. И особенно знаете у кого? У побежденных. Когда ты побежден, у тебя вдруг проявляются черты христианской души: смирение, жалость к ближним, сострадание, кротость... Я всегда вспоминаю Всевышнего в операционной. Всегда. Особенно в серьезных ситуациях. Я просто думаю о нем. И знаю, что если я о нем думаю, значит, мы под его покровами находимся. У человека должна быть надежда, что его поддерживают. У хирурга ведь иногда не бывает выбора. Некоторые движения совершаются инстинктивно - от опыта, от интуиции, от знаний. В одно мгновение все это вдруг суммируется, и ты должен принять решение. Поддержать тебя в этом решении может только Всевышний.

    - А вторжение в человеческий мозг - оно вообще-то совместимо с религиозной моралью? Нет ли в этом чего-то... ну антибожественного, что ли?

    - Ничего антибожественного в этом нет. Мы же помогаем людям. Знаете, в чем разница между хирургом и Богом?

    - В чем?

    - Бог точно знает, что он не хирург. А вот хирург считает, что оперировать больных ему свыше дано, что он является чуть ли не исполнителем воли Божьей. На самом деле все прозаичнее. Хирургия - всего лишь один из агрессивных, радикальных методов лечения болезни. И если мы способны побороть эту болезнь, улучшить состояние больного или спасти его от смерти, значит, мы должны это делать. Это просто наш долг.

    - При повреждении мозга душа человеческая изменяется?

    - Это сложный вопрос. Вот говорят: душевная болезнь, душевный больной... Если человек находится на излечении в отделении психиатрии, о нем можно сказать, что у него проблемы с душой. А иной раз психические нарушения возникают после черепно-мозговой травмы. Хотя это случается далеко не всегда и вовсе не является неминуемым. Поэтому я не сказал бы, что с повреждением мозга душа обязательно изменяется.

    - Вы сейчас говорите о повреждении травматического характера. Но ведь существует и лоботомия - целенаправленное хирургическое воздействие на мозг как радикальный метод лечения психического расстройства. Как вы к лоботомии относитесь? Вы ее к кому-нибудь применяли?

    - Я - нет. И никто в нашей клинике такую операцию никому не делал. Есть еще лейкотомия - рассечение нервных волокон, проходящих внутри головного мозга. Это тоже метод лечения людей с агрессивными формами психических заболеваний. Хирурги, которые этот метод изобрели, получили Нобелевскую премию более полувека назад. Но с появлением психотропных препаратов отношение к этим операциям существенно изменилось. Сейчас их не делают. Лейкотомия, как и лоботомия, снимает агрессивный синдром. То есть принося добро, мы так или иначе изменяем психический статус человека, неминуемо корректируем его личность, иногда - радикально. Может быть, мы не вправе так поступать. Во всяком случае это спорный этический вопрос.

    - Сейчас лоботомия не практикуется?

    - Нет. Ну разве что в редчайших случаях - при стойкой зависимости у наркоманов. Изменяя личность пациента, изменяют его отношение к приему наркотиков.

    - А вообще после хирургического воздействия на мозг человек остается самим собой?

    - Да, остается.

    - Его личность совершенно не деформируется?

    - Если мы затрагиваем структуры, определяющие психический статус человека, его мыслительные способности, то возможна и деформация. А если все это проходит без следа или с небольшими потерями, то личность практически не теряется. Большинство хирургических операций на мозге не сопряжены с изменением личности человека. Хотя бывает и такое.

    - Бывает - в результате врачебной ошибки?

    - Ошибки практически исключены. Мы же тщательно планируем ход операции. Знаем с точностью до миллиметра, куда подойдем, в какой момент будем работать на той или иной структуре.

    Ловкость рук

    - Оперируя мозг, вы занимаетесь ювелирной работой. Существует ли специальный тренинг для рук нейрохирурга?

    - Существует. Он особенно важен для тех, кто оперирует, глядя в микроскоп, и чья работа связана с заболеваниями сосудов мозга. Ты должен сшить, например, артерии - конец в конец - диаметром в один миллиметр, а то и меньше. В таком случае требуется увеличение объекта в 30-40 раз. Ты шьешь под микроскопом. Смотришь сюда, а шьешь вон там. При этом изменяется угол осмотра операционного поля. Для такой работы нужны определенные навыки.

    - С возрастом это уходит?

    - Конечно, уходит. Вообще нейрохирургия - это для молодых людей.

    - А сидя можно оперировать?

    - Можно и сидя, и стоя. Зависит от привычки. Я, например, стоя люблю оперировать. Другие считают, что это тяжело, и предпочитают сидеть, на такой случай предусмотрены специальные кресла, подлокотники... Хотя долго сидеть тоже тяжело, начинает спина болеть. Лучше чередовать и то и другое.

    Бах, Ванг Гог и другие

    - Слышал, вы проводили исследования, пытаясь проверить, существует ли некая связь между мозговыми нарушениями и творческими проявлениями у великих композиторов, художников... Можно ли утверждать, что гениальность - это в какой-то степени психическая патология?

    - Нет. Просто человек услышал или увидел то, чего не слышат или не видят тысячи, миллионы людей. Это просто уникальная способность, данная ему от Бога и воспитанная трудолюбием, только и всего. Мозг гения и мозг обычного человека анатомически ничем не отличаются, а мозговые нарушения ничуть не сопутствуют гениальности и уж тем более не удостоверяют ее.

    Он оперировал Караченцова

    Набираешь в поисковых системах "нейрохирург Владимир Крылов" - и сразу выскакивает: "Николай Караченцов". Крылов оперировал Караченцова после автокатастрофы. С того момента Интернет сопрягает эти два имени. Получается, что общественное внимание выдающийся хирург заслужил лишь по случаю - оказав медицинскую помощь известному артисту. Не обидно ли это? "Я спокойно к этому отношусь, - говорит Крылов, - и никакой проблемы для себя тут не вижу. Это, скорее, проблема журналистов. А мне, признаюсь, все равно, спросят ли меня еще о чем-нибудь, кроме того, как после операции чувствует себя Николай Петрович Караченцов. Я не принадлежу к числу гламурных персонажей, для которых неважно, что о них пишут, лишь бы имя мелькало. У нейрохирургов - свой круг. И в России, и в Европе, и в мире. Мы знаем, кто из нас чем занимается и кто чего стоит".

    Поделиться