Фильм Терри Гиллиама "Воображариум доктора Парнаса" еще до премьеры был окутан плотными облаками "привходящих обстоятельств". Трагических, будоражащих воображение толпы. За такими охотится желтая пресса, чтобы немедленно обратить трагедию в дешевую мелодраму.
Сыграв половину роли, неожиданно умер актер Хит Леджер. И это полностью изменило не только судьбу фильма, но и его смысл.
Смерть молодой звезды на самом взлете - это как печальная сказка. Вполне в жанре картины. Гиллиам решил ввести эту смерть в состав своего визуального коктейля. Художник творит из любого подручного материала: Фрида Кало, например, увековечила на полотне с натуры трупик своего нерожденного младенца. Так что загробный эксперимент Гиллиама не был первым.
Полотно Кало осталось в галереях. Останется ли на экранах фильм - уже не знаю.
Его премьеру в Канне ждали с тем интересом, с каким ходят смотреть мумию. Ждали появления на экранах не актера в образе - шли проститься с Леджером, проживавшим на экране свои последние мгновения. Фильм, который задумывался как философская притча, делался режиссером и актерами как дань памяти другу.
Актер недоиграл роль наполовину. В любом ином случае с ним умер бы и фильм. Гиллиам нашел выход из безвыходного положения: недоигранное Леджером он раздал трем актерам первой величины. Джонни Депп, Джуд Лоу и Колин Фаррелл раздвинули свое плотное расписание, приняли эстафету и работали бесплатно, весь гонорар перечислив в помощь осиротевшей семье коллеги. Это было благородно, газеты писали об этом во всех душещипательных подробностях. Гиллиам даже умудрился сказать в фильме свое прощальное слово Леджеру - в эпизоде, когда по реке вечности плывут кораблики с портретами Рудольфо Валентино, Джеймса Дина и других звезд, ушедших в расцвете жизни и таланта. И герой Хита Леджера Тони, уже в облике Джонни Деппа, говорит о том, что все они вовсе не ушли от нас, они остались с нами - молодыми.
Роль Леджера начинается со сцены, когда его почти задохнувшегося героя вынимают из петли. Явление актеру призрака смерти еще до смерти казалось удивительным и знаковым. Как и то, что Леджер успел сыграть своего Тони в его настоящем обличье полностью, и смерть актера пришлась на момент, когда нужно было приступать к съемкам волшебных преображений его героя. Словно судьба позаботилась о том, чтобы картину можно было закончить. Поэтому Гиллиам уверял, что дальше фильм снимался сам, практически без его участия.
Мы в Канне шли на премьеру, наэлектризованные этими привходящими обстоятельствами. Они жестко регламентировали восприятие картины, делали ее не столько событием искусства, сколько художественным приложением к газетной хронике. Появление на экране Леджера вызывало щемящие чувства, какие вызывает портрет улыбающегося человека, установленный за его гробом.
Прошло время. Газеты давно пишут о других событиях и человеческих трагедиях. Леджер занял свое место в памяти кинозрителей рядом с другими прекрасными актерами, которых мы теряли до и после него. Привходящие обстоятельства ушли. Что осталось теперь, когда фильм наконец выходит в прокат? И как воспримет такую картину зритель, ничего не знающий о Леджере и его судьбе?
Боюсь, что, запутавшись, он уйдет в уверенности, что авторы запутались сами.
Нужно как-то объяснять и сумятицу. Режиссер считает картину своим "Амаркордом". Напомню, что этот фильм Феллини воскрешает осколки его юности и собирает их в причудливый, полный фантазий пазл. Параллель с "Амаркордом" как бы освобождает Гиллиама от необходимости предложить стройный рассказ. Но и в пазле есть своя логика - в фильме ее нет. Нет стержня, который мог бы все скрепить.
"Амаркорд" автобиографичен, его герой - аlter ego Феллини. Значит, и в "Воображариуме" есть аlter ego Гиллиама. Это сам доктор Парнас (Кристофер Пламмер), который пытается развлечь почтеннейшую публику, дает на улицах Лондона представления в духе старого площадного театра, а публика к его усилиям остается равнодушной. Бессмертный, продавший за это бессмертие душу дьяволу, доктор Парнас должен воплотить дух вечного актерства, древнего лицедейства, отношения которого с публикой никогда не были безоблачными. Его "воображариум" - театр надлома, театр без надежды, театр по привычке. Его актеры - гротескный карлик, эксцентричный зазывала и хрупкая Валентина, дочка Парнаса. Публика же в фильме предстает сборищем бродяг, пьяниц и глупых сварливых баб.
Но и в этом театре есть магический кристалл. Гиллиам его преподносит в виде волшебного зеркала, которое, как маг из "Золушки", позволяет каждому перенестись в страну своих грез. Волшебное зеркало оказалось приспособлением практичным: оно позволяет вернуться из страны грез в любой момент, когда закончатся деньги на спецэффекты, утверждает Гиллиам в одном из интервью с присущим ему висельным юмором. А вот почему герой Леджера последовательно принимает обличье Деппа, Лоу и Фаррелла - нам не объяснят. В Канне это было понятно: актер умер. Новые зрители необязательно должны это знать. А тех, кто знает, в эти минуты обуревают далекие от фильма чувства. Они же, кажется, обуревают и актеров, заменивших на экране друга.
Таким образом, как ни крути, а Гиллиам сделал картину нового сиюминутного жанра, который можно обозначить как "дань памяти". Это по-человечески прекрасно, но в состав "долгоиграющего" искусства не входит. И едва уйдет из памяти острота утраты, такой фильм неизбежно распадется - его цементировала не авторская идея (она, если и была, исчезла), а трагедия на съемочной площадке. Именно она стала главной и наиболее ожидаемой темой картины. А то, что предполагалось главным, ушло в тень, стало довеском.
Я имею в виду фаустианский сюжет с Дьяволом, которому века назад доктор Воображариум легкомысленно пообещал свою еще не родившуюся дочь. Но вот она родилась, ей исполнилось 16 лет, и пришел час расплаты. Доктор пытается спасти дочь, Дьявол требует взамен пять живых душ, и это все должно было стать главной нравоучительной сказкой фильма.
Но здесь непредвиденно вторг ся сюжет из жестокой реальности. И все пошло вразнос. Зеркало, которое должно было выполнить функции морального экзамена, показало нам сатирические картинки в духе экспериментов Воланда над москвичками. Путешествия в зазеркалье оказались продолжением приключений барона Мюнхгаузена, уже давно отснятого тем же Гиллиамом. И все это плохо соседствует с патетической символикой, которую играют Депп, Лоу и Фаррелл.
Жизнь, как всегда, предложила сюжет посильнее, чем "Фауст" Гиллиама.