10.03.2010 00:25
    Поделиться

    Вячеслав Зайцев: Я отвечаю за свое имя лишь тогда, когда сам все держу под контролем

    В 96-м он получил Госпремию, а через два года удостоился ордена "За заслуги перед Отечеством". Государство, где в течение долгих десятилетий ширину брюк и длину юбок определяли партия и правительство, признало, что высококлассный модельер может иметь заслуги не только перед своими клиентами.

    Вячеслав Зайцев руководит собственным Домом моды, где проходят показы, имеются салон-магазин и студия визажа, принимаются индивидуальные заказы на модели haute couture. Его приглашали работать в Корее, Японии, Китае, Германии. "Но я понял, - говорит он, - что способен нормально работать только у себя дома - в Москве. Я отвечаю за свое имя лишь тогда, когда сам все держу под контролем. Я не могу позволить себя клонировать".

    Вопреки

    - Ваша последняя коллекция называлась "Вопреки!". Какой смысл вы вложили в это название?

    - На дворе кризис. Поэтому вопреки тяжелой цветовой гамме, которую дал Запад, я предложил сочные, насыщенные тона. Я в прошлом году впервые за тридцать шесть лет был в отпуске. Меня друг привез на Бали, и я был в таком восторге от этого райского уголка, что создал коллекцию на "балийскую" тему. Там для мужских рубах использован роскошный ситец с рыжей набивкой, а вся женская одежда - трикотаж. Все это в очень сочной цветовой гамме: красный, зеленый и активный черно-белый. Ведь, что бы там ни было, мы живем и продолжаем радоваться жизни. Поэтому я назвал свою коллекцию "Вопреки".

    Серые валенки покрасил красной гуашью

    - Московский текстильный институт вы окончили по какой специальности?

    - Художник-модельер.

    - А кажется, будто в Советском Союзе этой специальности не было вовсе. Впечатление, что она с вас началась. Вы в каком году получили известность?

    - В шестьдесят третьем.

    - Для наполнения этой специальности реальным содержанием - самое время. Еще продолжается оттепель. Огосударствление личности уже не такое тотальное, как при Сталине. У людей появилось кое-какое личное пространство. Возникла и возможность чуть смелее выражать себя в одежде. В общем, вы оказались в нужное время в нужном месте. Так?

    - И так, и не так. Так - в том смысле, что оттепель действительно раскрепостила людей, они стали уделять себе больше внимания, начали интересоваться модой. А не так - потому что все эти обстоятельства ничуть не облегчили мне возможность нормально работать. Вот послушайте. В 1962 году по институтскому распределению я попал на Бабушкинскую швейную техническую фабрику по пошиву спецодежды для жителей села и области. В первой коллекции, которую я представил на методическом совещании в Москве, были показаны телогрейки, цветастые юбки из павловопосадских платков, валенки, разукрашенные гуашью. Разразился скандал!

    - Что вам инкриминировали?

    - Потакание буржуазным вкусам, низкопоклонство перед Западом, неуважение к людям труда... Стандартный набор обвинений. Но мне повезло: на показе моей коллекции присутствовал французский журналист из "Пари матч". И вместе с нашим журналистом Славой Петуховым и фотографом Юрой Абрамочкиным он сделал репортаж обо мне. Ребята приехали в мою квартиру, а я жил в полуподвальной коммуналке, провели со мной интервью, много чего наснимали... И выдали репортаж на шесть полос во французском журнале "Пари матч". Он назывался "Отныне Москва имеет своего большого художника-модельера". После чего в Бабушкин нагрянула туча журналистов из США и других стран. Я не мог отказать им в интервью.

    - Как это - не мог? Вы же были советским человеком.

    - Сейчас в это трудно поверить, но я, представьте себе, не боялся. За мной потом еще лет десять КГБ присматривал. Вызывали туда для разговора. В шестьдесят третьем меня судили товарищеским судом за то, что я увел коллектив не в ту сторону. После чего были сделаны оргвыводы: меня сняли с должности художественного руководителя фабрики, посадили в цех моделировать одежду. На фабрике в Бабушкине я проработал три года. А в шестьдесят пятом я с этой фабрики ушел. И стал работать в Общесоюзном Доме моделей.

    Надоело обивать пороги

    - Быть художником Общесоюзного Дома моделей - что это значило для вас?

    - Это было заманчиво, престижно. И невероятно тяжело.

    - Почему тяжело?

    - Во-первых, потому, что коллектив почти полностью состоял из женщин. Зависть, ревность к чужому успеху, сплетни, интриги - всего этого было в избытке. Я был там самый молодой и чувствовал себя немножко изгоем. А во-вторых, требовалось гнать план. Четыре модели в месяц для производства - вынь да положь. Лишь один отдел - его называли экспериментальным - занимался творческой работой. Остальные художники были погружены в производственную рутину - создавали одежду для фабрик. Легкое женское платье, верхняя мужская одежда, шубы, головные уборы... Общесоюзный Дом моделей был как бы центральным, оттуда исходили идеи для всей легкой промышленности страны. Хотя были дома моделей не менее интересные - ленинградский, новосибирский, киевский, рижский... Рижский - особенно.

    - В Общесоюзном Доме моделей вы проработали тринадцать лет, были его художественным руководителем... Уходили оттуда легко?

    - Меня никто не выдавливал, я сам ушел. Дело было так. В семьдесят восьмом году накануне Восьмого марта я показывал очередную коллекцию в Доме кино. Мы с триумфом выступили. После этого я вышел на улицу, было около часа ночи, на улицах грязно, пустынно, тоскливо... И тут я понял, как мне все это надоело: доставать хорошие ткани, добывать приличную фурнитуру, обивать пороги министерства легкой промышленности и что-то там доказывать...

    - Вы к министру ходили?

    - Ходил. В конце концов у него возникла стойкая неприязнь ко мне. Я стал персоной нон-грата в минлегпроме, потому что все время чего-то требовал и задавал вопрос: "Почему советские люди не могут позволить себе носить красивую одежду?" В общем, в тот мартовский вечер я понял бесполезность своего существования в этой отрасли. И решил: уйду! Потому что больше не могу врать себе, не могу позориться, не могу столько душевных сил, знаний и опыта отдавать в пустоту, не могу создавать коллекции, чтобы они погибали на складе. Работа большого коллектива, которым я руководил, сводилась, по сути, к обслуживанию брежневской элиты.

    - У вас обшивались жены и дочки членов Политбюро?

     

    - Они специально ничего не заказывали. Просто забирали со склада то, что им подходило, и все.

    Они относились ко мне как к рабу

    - Носить что-то "от Зайцева" в ту пору было свидетельством приобщенности к светскому кругу. Вам приходилось лично принимать заказы у родственников высших государственных лиц?

    - Приходилось. Но я всячески старался этого избегать.

    - Боялись не угодить?

    - Нет, совсем не поэтому. Мне претило отношение ко мне не как к художнику, а как к рабу.

    - В чем это проявлялось?

    - Во всем. Ну, например. Людмила Гвишиани, дочка Косыгина, на ком-то увидела платье, сшитое моей подругой. И попросила меня сделать ей такое же. Стоимость этого платья - двадцать рублей. Я его сделал, отнес. А с Таней, ее дочкой, мы дружили, и она пригласила нас в театр. Мы пришли, все было замечательно, в антракте она говорит: "Вот вам деньги за платье, мама передала". Я смотрю - десять рублей вместо двадцати. "Таня, а где же еще десятка?" - "А это мама вычла с вас за театральные билеты". После этого я сказал себе: "Ноги моей больше не будет в этом доме". Или вот изумительная история с женой тогдашнего московского мэра Промыслова. Она приносила ситцевые ткани, чтобы сшили платьице для дочки, для внучки и для нее самой. А потом приходила и измеряла все выпады, и требовала, чтобы эти выпады ей отдали. Чтоб они, значит, нам не достались. Я ей сказал: "Давайте я лучше подарю вам три метра ткани вместо этих выпадов". Жуткое крохоборство. Это меня унижало. В конце концов я стал позволять себе отказываться от заказов, исходящих от жен и дочек больших начальников.

    - И это вам сходило с рук?

    - Не всегда. Помню, пришел на прием в чилийское посольство и увидел там мадам Брежневу. Не могу сказать, что она мне очень приглянулась. И когда через некоторое время она захотела мне что-то заказать, я проявил бестактность и отказался. Замдиректора Дома моделей по кадрам, узнав об этом, запричитала: "Слава, что вы делаете! Так ведь можно с работы вылететь". С работы я не вылетел, а вот за границу меня тогда не пустили. У меня язык был достаточно острый. Поэтому контактов с женами больших начальников я старался избегать.

    - Я слышал, вы и Раису Максимовну не жаловали.

    - Она хотела что-то сшить у меня, но я деликатно отказался. Сказал: "Есть человек, который это сделает лучше меня".

    - А с Улановой, Ладыниной, Шульженко, Гурченко, Любовью Орловой как вам работалось?

    - С ними было легко, замечательно. Я и сегодня с удовольствием работаю с Верой Васильевой и помогаю Владимиру Зельдину обрести радость бытия через искусство одежды. В этом смысле я счастливый человек.

    Страх выглядеть ярче был знамением времени

    - Бурные перемены в жизни страны влияют на моду, диктуют новый стиль?

    - Думаю, что да. В период общественных сломов в моде открываются новые горизонты. Когда человек замкнут, его очень трудно расшевелить. Мода старается быть мобильной, стремится опережать время и позволяет человеку выйти из кокона традиционной одежды, пробуждает в нем новые желания. Это очень важно - пробудить в человеке новые желания.

    - Русский человек в этом смысле инертен?

    - Инертность такого рода всегда была свойственна нашему обществу. Особенно в известные времена, когда люди боялись выделиться из толпы, старались слиться с серой массой. Помню, на первом этаже Общесоюзного Дома моделей появились белые пальто. "Примерьте". - "Ой, нет-нет, что вы! Куда я в таком? Что обо мне люди скажут!" Страх выглядеть ярче или просто иначе, чем остальные, был знамением времени. Женщины вскоре перестроились, стали одеваться ярко, нарядно. А мужчины еще долго не позволяли себе ничего "этакого". Считалось: если мужчина броско одет - значит, он нестандартной ориентации. Мужчины старшего возраста и по сей день достаточно консервативны в одежде, склонны скорее к классике, нежели к каким-то романтическим темам. Время и общество очень влияют на формирование отношения человека к одежде. По-другому и быть не может.

    У отсталых стран и мода отсталая

    - Есть ли какие-то веяния в моде, которые не совпадают с мировым трендом и свойственны только данной стране?

    - На Западе мода - всегда показатель достижений промышленности, технологии, науки. Если же страна отсталая, то и в моде присутствуют элементы отсталости. У нас, например, до конца 90-х мода года на три отставала от реальности. Завозили старые вещи из Китая, Польши... Старые - не в смыслы поношенные. По идеологии. Теперь художники-модельеры стараются не отстать от времени. Кому-то это удается, кому-то нет.

    - Россия хоть мало-мальски готова стать страной, где мода не была бы на задворках?

    - И да, и нет. Я согласен, много произошло перемен к лучшему, хотя на днях посмотрел последние европейские коллекции - колоссальный отрыв от наших технологий! Там все строится на тканях, которых у нас и в помине нет, на новых формах и деталях. Не уверен, что такая мода может привиться в России, но с ней надо считаться.

    - Почему вы работаете в классике?

    - Классика - это азбука хорошего вкуса. Я не стараюсь быть модным. Я стараюсь быть просто стабильным в своем вкусе. В свое время Пьер Карден сказал, что иметь свой стиль - это самое большое мужество. И это мужество проверяется в течение всей твоей жизни. К сожалению, мало людей, способных принять новые идеи, но я верю в лучшие времена. Сейчас у меня своя клиентура, которая стремится к совершенству. Женщины среднего и старшего возраста - они, как правило, наиболее активны в желании постичь тайны красоты. Они могут себе позволить и иметь свой стиль, они уже ничего не боятся.

    - Существует ли китайская мода, итальянская, английская?

    - Мода интернациональна, хотя все идет из Парижа.

    - Погодите, а Милан?

    - Милан у Парижа оспаривает первенство. Англия стремится быть авангардней, нежели Франция. Америка тоже пытается доминировать. Но законодатель моды все-таки Париж. Хотя в парижской моде мало осталось французов. Там сейчас в основном англичане, американцы, австралийцы. Это молодые художники, которые освежили атмосферу модной индустрии.

    - Вы когда-то хотели сделать коллекцию для полных женщин. Отказались от этой идеи?

    - Отказался. На полную женщину публика смотрит... ну как бы с сочувствием, что ли. Начинает обсуждать ее полноту, а на модель одежды не обращает внимания.

    - Вы по-прежнему всесторонне востребованы. Не боитесь выйти из моды?

    - Нет, не боюсь. Хотя через два года будет полвека, как я в моде работаю. Сколько можно? Так долго в моде не работают. Я бы давно ушел, стал бы больше заниматься фотографией, живописью... Но у меня огромное количество клиентов, у меня Дом Моды со всеми его обитателями. Как же я все это брошу?

    Поделиться