Каналу "Культура" достало решимости показать в страстную пятницу фильм классика мирового кино Анджея Вайды "Катынь", который так до сих пор и не вышел в отечественный кинопрокат.
Катынский ров
Понятно, что в случаях его допущения на телеэкран и непущения на киноэкраны решающую роль сыграли высшие политические соображения. Но уже хорошо, что победили здравые политические соображения. Не только высшие, но и высокие.
Правда, сколь бы она жестока ни была, на дальнюю перспективу всегда более прибыльна. В том числе и в политическом отношении.
Правда о Катыне 70-летней давности - уже давно не проблема для сколько-нибудь серьезных историков. Она - проблема для некоторых политологов просталинского толка и довольно значительного числа противников антисоветской шашлычной. Как, впрочем, и сторонников плакатного Сталина на улицах и площадях Москвы в День Победы.
Показательна буря эмоций в Интернете по поводу польского фильма.
Обсуждение фильма в студии сразу после окончания его показа было сдержанным по части чувств, уважительным по отношению к автору и единодушным в оценке достоверности самого художественного фильма.
Авторитетные историки засвидетельствовали: все, что мы увидели на экране, все - правда. Но что-то смущало собеседников в фильме.
Смущал, как оказалось, сам фильм. Мол, он, конечно, художественный, но недостаточно художественный. Фильм, конечно, не антирусский, но у кого-то есть основания счесть его антирусским...
Анджей Вайда Никите Михалкову, принявшему участие в дискуссии, - друг, но истина ценнее. Потому автор "Утомленных солнцем 2" заметил, что зло показано неконкретно. Наверное, в том смысле, что неперсонифицированно.
Собеседники режиссера убедили, что автор "Катыни" возложил ответственность за преступление не на людей, а на систему идей. Даром что ли в последних кадрах могучий бульдозер, снятый с нижней точки, надвигает огромную гору сырой земли на кучу трупов, покоящихся на дне катынского рва.
И кто-то заметил неточность: на самом деле ров закапывали вручную, лопатами. А бульдозера там не было...
Но ведь именно бульдозер и понадобился режиссеру как образ безличной машины, раздавившей цвет польской интеллигенции.
Конкретику человечности "сыграли" те, кто оказались по другую сторону бесчеловечности. В том числе и тот советский офицер, которого сыграл Сергей Гармаш.
У Никиты Сергеевича была еще одна претензия к своему польскому коллеге. "Это фильм, - сказал он, - обиженного человека". К этому он вспомнил, как в разговоре со своим другом артистом Даниэлем Ольбрыхским описал образ типичного поляка. Идет мужчина по пляжу в одних плавках, а в ушах его позвякивают шпоры. Вот что такое настоящий шляхтич - человек с гонором.
Если и так, то что же тогда удивляться "обиженности" режиссера Вайды, чей отец, тоже человек с гонором, тоже был расстрелян и погребен в одной из таких же безымянных продолговатых ям.
...Жаль, что на этом "Послесловии" не оказалось профессионального кинокритика. Он бы помог ведущему Виталию Третьякову понять, насколько "Катынь" сложное в художественном отношении произведение. Насколько оно актуально для сегодняшнего дня и для поляков, и для нас.
Кто-то из обсуждавших картину обронил вскользь, что в ней есть мотив, связанный с бессмертием Правды, как бы глубоко ее не хоронили и сколько бы лжи на нее не громоздили.
Она, наконец, дошла и до нас. Думаю, что этот сюжет не исчерпан.
Правда дошла до нас. Но дошли ли мы до нее?
***
К слову. В родной для режиссера Польше "Катынь" местная публицистика встретила неоднозначно. Были критики, которые нашли эту картину недостаточно патриотичной. Там красной тряпкой для польских националистов послужил как раз эпизод с советским офицером, спасшим польскую семью.
Прохановы, они и в Польше - прохановы.
Напоследок, еще одна цитата из Вайды:
"...В Польше надо постоянно оправдываться: почему в такие-то годы ты не сидел в тюрьме или как могло случиться, что тебя не расстреляли. У меня не было выхода, требовалась самореабилитация. Ею стало мое кино".
В том числе и "Катынь".