Текстологическая группа профессора Владимира Захарова возвращает читателю подлинные тексты Достоевского

Всю свою жизнь профессор Петрозаводского государственного университета Владимир Захаров изучает творчество Федора Михайловича Достоевского. Сейчас под его руководством издается новое Полное собрание сочинений Достоевского, куда войдут все произведения, факсимиле, транскрипция и комментарии к его записным тетрадям и рукописям, вся переписка писателя с современниками, включая редакционные архивы журналов "Эпоха" и "Гражданин". Всего - 42 тома.

Российская газета: Владимир Николаевич, в Полном собрании сочинений писателя вы опубликуете письма Достоевского, как говорится, без купюр. Сложно было восстановить зачеркнутое?

Владимир Захаров: Всегда интересно то, что зачеркнуто… Причем не в творческом процессе, когда автор ищет и находит нужное слово, а отредактировано при подготовке к публикации, например, вдовой писателя. Готовя к публикации переписку Достоевского, мы обратились к заведующему отделом рукописей Российской государственной библиотеки Виктору Федоровичу Молчанову с просьбой провести криминалистическое исследование. Сотрудники отдела приступили к чтению зачеркнутых мест. Они работали не с оригиналом, а с цифровыми копиями, очищая текст от зачеркиваний, снимая слой за слоем. Результаты этого исследования совершенно в другом виде представляют Достоевского. Можно было предположить, что зачеркнуты какие-то неприличности, фривольности. Ничего подобного. Анна Григорьевна, например, вычеркнула большой отрывок из письма мужа, потому что она не хотела оставить в памяти потомков один эпизод из их семейной жизни. Ей было приятнее рассказать другую историю, когда она разыграла мужа: сама себе послала любовное письмо и вызвала ревность настолько сильную, что он сорвал с ее шеи цепочку с медальоном, где, как следовало из письма, хранился образ любимого. Когда Достоевский открыл медальон, то увидел свой портрет. Потом супруги долго смеялись по поводу розыгрыша.

Зачеркнутое место в переписке отсылает к событию, когда Анна Григорьевна увлеклась другим человеком. Достоевский это заметил и дал ей полную свободу в выражении чувств. Анна Григорьевна не воспользовалась этим предложением мужа. Более того, когда овдовела, не вышла ни за кого замуж. Достоевский остался для нее, не хочу сказать, "вечным мужем" (у писателя это выражение имеет фривольный смысл),  единственным на всю жизнь. Она была ему верна навсегда.

По воспитанию она была женщиной щепетильной. Так, она вычеркнула одно слово из письма жениха накануне свадьбы, которое было подписано: "твой муж Достоевский". Слово "муж" она зачеркнула, чтоб никто не подумал, что у них были добрачные отношения. На самом деле их и не было по строгости тех нравов, которым следовала Анна Григорьевна.

Вычеркивала она и любовные страдания Достоевского из писем его другу Врангелю. В них он переживал свой роман с Марьей Дмитриевной Исаевой, которая не всегда отвечала ему взаимностью. Когда рядом был Достоевский, она откликалась на его ухаживания, когда уезжал - обращала благосклонное внимание на уездного учителя Вергунова. Анне Григорьевне страдания Достоевского были неприятны, она жалела мужа и ревновала к Марии Дмитриевне.

РГ: Достоевский - писатель  сложный, жесткий и Достоевский - человек  увлекающийся, немного ранимый… Они хоть в чем-то похожи?

Захаров: Достоевский как человек не идеален. Он противоречив. Он был совсем несветским, часто обижался, все воспринимал всерьез. Если у него с кем-то возникали идейные расхождения, разрыв был неизбежен. Он был последователен в своих убеждениях. Но личность Достоевского иначе проявлялась в творчестве. Его неверно понимали Михайловский ("жестокий талант"), Горький ("злой гений"). Они судили героев Достоевского и не увидели в сочинениях самого автора. На самом деле Достоевский - удивительно светлый писатель. Занимаясь атрибуцией анонимных статей в журнале братьев Достоевских "Время", которые опубликованы в пятом томе нашего Полного собрания сочинений, я работал в Славянской библиотеке Хельсинкского университета, хотел найти рукопись книги Оскара фон Шульца "В поисках Достоевского", в которой обсуждалась эта же проблема. Из архива мне вывезли большую тележку, где лежало десятка два толстых папок. Того, что искал, я не обнаружил, но нашел другое - курс лекций Шульца "Светлый, жизнерадостный Достоевский". Название поразило, у меня уже было предчувствие этих слов. Достоевский на самом деле такой - светлый, жизнерадостный. Его свет - это особый свет. Может показаться, что герои Достоевского живут во тьме, их богословские споры происходят ночью, но в их комнатах всегда, даже у атеистов, горит лампадка. Зачем атеисту каждый вечер зажигать лампадку перед образом?

Иван Бунин говорил, что Достоевский плохо пишет, что у него Христос каждой бочке затычка. Сказано грубо, но верно. Если взять за основу понимания Достоевского гуманистический принцип: человек - мера всех вещей, то Достоевский мрачен и ужасен, в его художественном мире возникает дурная бесконечность бытия, из которой человеку не выпутаться. Достоевский следовал в творчестве другому критерию: Христос - мера всех вещей. Именно Христом измеряют поступки, свои дела герои писателя. И для меня Достоевский - христианский писатель. Но смысл его творчества по-прежнему искажают, и начинается это с текстов, которые мы читаем.

РГ: Что вы имеете в виду?

Захаров: Любой текст - производное всех участников: от автора до читателей. Лучше всего этот эффект раскрывает процесс творчества. Достоевский сочинял, Анна Григорьевна стенографировала. Она была собеседником, к ней он обращал свои слова. Писатель был артистичен и разыгрывал целые спектакли во время диктовки. Известен факт: когда Достоевский сочинял роман "Преступление и наказание", хозяева дома, где автор снимал комнату, обратились в полицию с жалобой, что тот хочет кого-то убить. А Достоевский лишь разыгрывал роль Раскольникова. Ему был нужен зритель и слушатель, его реакцией он поверял свои решения и сомнения. Ему чрезвычайно повезло, что Анна Григорьевна была стенографисткой. Она быстро и точно передавала речь Достоевского. Ей автор обязан своим вдохновением, ей - своему соавтору - он посвятил свой самый знаменитый роман "Братья Карамазовы".

Поневоле участвовал в процессе создания текста и наборщик. Он мог неправильно набрать слова, в тексте подчас остаются ошибки, которые не замечены ни автором, ни корректором. Участие корректора неизбежно, и Достоевский допускал его к созданию своего печатного текста. Так, в договоре с издателем Стелловским автор юридически принимал условие, согласно которому возможно корректорское исправление текста. Достоевский мирился с ролью корректора в издании текста, но всегда стремился ограничить его вмешательство в свой текст. Так, приступая к редактированию еженедельника "Гражданин", писатель сразу предупредил корректора, что у него нет ни одной лишней запятой и если она не стоит, значит, ее там не должно быть. Корректор возразила: "Что ж, получается, у каждого автора своя грамматика?" Достоевскому понравилась эта мысль: да, у каждого автора своя грамматика.

В своем издательском проекте мы стремимся выявить роль наборщика, корректора, редактора в создании печатного текста и, где возможно, снимаем нетворческие изменения текста. Борис Николаевич Тихомиров, один из ключевых участников нашего издания, как-то опубликовал статью "Запятая, которая меняет сюжет романа". Ситуация банальна: корректор по-своему понял текст, поставил лишнюю запятую, исказил смысл речи героя. Таких искажений в современных изданиях Достоевского десятки тысяч! А что говорить о цензурных искажениях, связанных с требованием писать слово "Бог" и другие "церковные" слова с малой буквы. Так и печатали: "Но Сатана знает бога…" (у Достоевского: "Но Сатана знает Бога…"). Ужас же в том, что до сих пор печатают, а мы читаем русскую классику, исправленную по советской орфографии, по которой Бог нужно было писать с малой буквы, а сатану можно было величать с большой буквы, если слову придать значение имени собственного. Орфографическая цензура коварнее политической: зачастую мы не замечаем ее. В нашем издании все тексты Достоевского представлены в том виде, в котором их опубликовал автор. Мы очищаем слово Достоевского от редакторских искажений. Мы можем полагать, что читаем книгу, но правда в том, что и книга читает нас. То, что мы вычитываем в тексте, правдивее всего характеризует каждого из нас, это самый безошибочный, самый точный "детектор лжи".