Государственной премии РФ за 2009 год в области науки и техники за создание лазерно-информационных технологий для медицины удостоены академик РАН Владислав Панченко, академик РАМН Александр Потапов и академик РАМН Валерий Чиссов.
О сути этих работ, а также непростой ситуации вокруг Российского фонда фундаментальных исследований корреспондент "РГ" беседует с его председателем, директором Института проблем лазерных и информационных технологий РАН, Владиславом Панченко.
Российская газета: Лазеры давно применяются в медицине. В чем новизна ваших работ?
Владислав Панченко: Разработанные нами технологии переводят многие очень сложные хирургические операции на принципиально новый уровень, в первую очередь это относится к нейрохирургии и онкохирургии. Одно дело - выполнять их сразу на каком-то органе, скажем, мозге, и совсем другое - провести своеобразную репетицию на модели. Но есть проблема: эту модель надо максимально приблизить к реальному органу. Нам удалось во многом решить данную задачу.
Как это выглядит? В клинике делают томограмму того или иного органа и по Интернету отправляют ее в наш институт. Мы переводим изображение в трехмерную полимерную модель. Здесь принципиально важно, что она полностью воссоздает оригинал со всей спецификой именно данного пациента.
РГ: Говоря образно, делается мозг со всей "начинкой". Но как удается повторить один к одному, это самое удивительное творение природы?
Панченко: Не совсем так. Мы воспроизводим все то, что "видит" томограф. По снимкам строится компьютерная модель, а затем по ней методом лазерной стереолитографии послойно из фотополимера выращивается копия. Эту модель возвращаем хирургам для проведения операции. Имея такое наглядное пособие, они подбирают сценарии и инструментарий. А нередко врачи проверяют на модели какие-то приемы операции, что позволяет подобрать наиболее оптимальные варианты для конкретного пациента.
РГ: Премия вручена и за создание принципиально новых имплантантов. Что имеется в виду?
Панченко: Например, после травмы или в процессе операции человеку необходимо реконструировать части черепа или каких-либо других костных фрагментов. И здесь нужна очень точная подгонка. Применяя лазерную стереолитографию, по индивидуальным томографическим данным пациента делаются объемные имплантанты, которые не надо подгонять - это идеальные заплаты. Следов операций практически не остается. С помощью биомоделей и имплантантов уже выполнены тысячи операций в самых разных клиниках страны.
Другая не менее важная задача - создание биосовместимых имплантантов из нанопорошков, по своим качествам очень близких к тканям человека. В принципе уже нет особых проблем сделать трехмерную конструкцию, скажем, сустава. Для этого нанопорошок можно послойно спекать с помощью лазера. Но есть проблема: под световым лучом биоматериал может сгореть. Мы разработали метод, который позволяет этого избежать, и уже делаем из нанопорошков искусственные суставы, челюсти и другие части организма. Их совместимость доказана многочисленными экспериментами с животными. Думаю, скоро начнутся клинические испытания.
РГ: Что еще принципиально нового создано в вашем институте для медицины?
Панченко: Например, новое поколение интеллектуальных хирургических систем для онкологических операций. Ведь при удалении опухоли врачу надо так вырезать больные ткани, чтобы не затронуть здоровые. Мы создали лазер, который сам и режет и распознает границы опухоли. Это тоже уникальный прибор, у него в мире нет аналогов. Кроме того, создан кардиохирургический комплекс для операций лазерной трансмиокардиальной реваскуляризации миокарда, которые зачастую заменяют (или дополняют) аортокоронарное шунтирование. Нами разработаны совершенно новые методы диагностики и коррекции зрения, основанные на технологиях адаптивной оптики и применениях лазеров с сверхкороткими импульсами.
РГ: Вокруг возглавляемого вами РФФИ складывается тревожная ситуация. Вместо обещанных в 2010 году почти 12 миллиардов рублей фонд из федерального бюджета получил в два раза меньше. Ссылаются, конечно, на кризис. Но именно сейчас Национальному научному фонду США президент Обама выделил дополнительно три миллиарда долларов, доведя общую сумму до девяти миллиардов. Это почти в 50 раз больше, чем получил РФФИ.
Панченко: Мне трудно комментировать эти цифры, увы, такова данность. Могу только сказать, что с момента создания РФФИ в 1993 году бюджет фонда только возрастал или как минимум не сокращался. Но в этом году бюджет существенно урезан. Говорить о будущем пока даже не хочется, тенденция крайне тревожная, может, даже хуже, чем в этом году. Совет фонда готовит обращение в правительство, что дальнейшее сокращение вынудит уменьшить число конкурсов - международных, молодежных и ряда других.
РГ: Может, у власти своя логика? В год вы поддерживаете около 12 тысяч проектов, часть из которых переходящие, а четыре тысячи - новые. На каждый в среднем приходится 350 тысяч рублей. Сумма, прямо скажем, небольшая, на нее науку не сделаешь, хватит, только чтобы, как говорится, штаны поддерживать. Может, стоит прислушаться к словам руководителей страны, которые посоветовали академикам не "размазывать деньги тонким слоем"? Давать только сильным, у кого есть очевидные успехи. А вообще опыт показывает, что чиновников интересуют только крупные, амбициозные проекты, а у вас, извините, не тот масштаб...
Панченко: Конкурсы РФФИ выигрывают сильные группы, хотя размер грантов невелик. Хочу подчеркнуть, что любой крупный проект зарождается из "искры", из небольшой инициативной работы. Ее тематика абсолютно свободна, ее никто не задает, как это бывает во многих конкурсах. Идею предлагает ученый. И что из нее получится, заранее не знает никто. Результат может быть и отрицательным.
Фонд для того и создан, чтобы поддерживать такие исследования, ведь именно из них рождаются прорывы. И таких примеров множество. Скажем, уже в самом первом конкурсе РФФИ 1993 года были профинансированы проекты, где фигурировало понятие нанотехнологии. Тогда эти работы во всем мире были в самом зачатке. Только в 2000 году Билл Клинтон объявил национальную инициативу США в области нанотехнологий, через шесть лет аналогичная программа появилась в России. И то, что сегодня российская наука в данной области находится на мировом уровне, большую роль сыграли именно инициативные проекты.
Но конечно, то, что сегодня может предоставить победителям конкурсов РФФИ - это крайне мало. Хотя, если бы не кризис и нынешние сокращения, сумма должна была составить около миллиона.
РГ: Кризис заставляет вас как-то к нему приспосабливаться?
Панченко: Да, наряду с поддержкой инициативных проектов Совет фонда прекрасно понимает, что необходимы и междисциплинарные проекты, ориентированные на решение крупных проблем фундаментальной науки. После консультаций с ведущими учеными страны, а также обсуждений в Общественной палате, из огромного числа научных направлений эксперты отобрали 18 ключевых. Они покрывают пять приоритетов, которые назвал президент России. Фонд попал в число институтов развития, которые должны способствовать модернизации страны. РФФИ - одно из звеньев общей цепи, так как именно здесь рождаются новые идеи, служащие основой прорывных технологий. По этим 18 направлениям уже отобрано около 200 проектов, в среднем на каждый выделено по 1,6 миллиона рублей.
РГ: Это хорошие деньги. Но не за счет ли урезания других конкурсов, в частности, инициативных?
Панченко: Мы сократили некоторые конкурсы, но инициативные не трогали. Сюда по-прежнему идет половина всех средств фонда. И конечно, что называется, поскребли по сусекам. Но что будет в будущем году, если бюджет фонда еще сократят, трудно даже представить.
РГ: Хотя ваша цель - фундаментальные исследования, но есть ли выход на инновации?
Панченко: Мы проводим целевые конкурсы совместно с минпромторгом, "Росатомом", Роскосмосом, бывшей Роснаукой, Росгидрометом, "Ростехнологиями" и другими ведомствами, но они нас, честно говоря, не всегда устраивают. Нет финансовой поддержки программ со стороны партнеров. Думаем, что эту ситуацию надо менять.
РГ: РФФИ сотрудничает с зарубежными коллегами. Как это удается при столь скудном финансировании?
Панченко: Мы ведем около тысячи международных проектов с учеными из США, Германии, Франции, Китая, Индии и других стран. Интерес к нашей науке огромный, ведь речь идет о поисковых работах, о генерации новых знаний, нестандартных идей, а здесь наши ученые всегда были на высоте. Как выглядит такое сотрудничество? Вначале ученые сами договариваются между собой, затем выходят с международным совместным проектом. Экспертизу проводит вначале каждая сторона, затем обмениваемся результатами. И финансирование ведем раздельно: каждый фонд поддерживает своих ученых. Деньги примерно сопоставимы, около 15 тысяч евро в год.
Могу назвать наиболее яркие примеры такого сотрудничества. Это, например, проект "большой восьмерки" по моделированию на суперкомпьютерах экзафлопного класса. Хотя таких машин пока не существует, они появятся лет через 8-10, но уже сейчас ученые задумались, какие задачи будут на них решаться.