24.06.2010 06:15
    Поделиться

    Александр Иличевский: У меня большой опыт походной жизни

    Продолжаем серию интервью с финалистами премии "Большая книга". Прозаик и поэт, физик - по образованию, Александр Иличевский по числу попаданий в список финалистов премии рекордсмен: в 2006 году в шорт-лист вошел его "маленький роман" "Ай-Петри", в 2007-м - роман "Матисс" (отмеченный премией "Русский Букер"), в 2008-м - сборник рассказов "Пение известняка", а теперь - роман "Перс".

    Российская газета: Александр, когда в позапрошлом году вы стали трижды финалистом "Большой книги", то сказали, что никаких особых ощущений в связи с этим нет. В четвертый раз они не появились?

    Александр Иличевский: В позапрошлом году ощущений больших не было, потому что в "Списке" был сборник рассказов, и он писался не в одночасье, и я знал, чего стоит эта книга, что она получилась и чего заслуживает. Так что большого сюрприза увидеть ее в финале не было. А с "Персом" история другая. Я долго писал эту книгу, и много было работы над ней, и закончилась она не так давно, и еще очень мало людей прочитали ее. Так что мне чрезвычайно важно было понять, как экспертный совет "Большой книги" отнесется к "Персу", это был довольно-таки волнительный момент. Одно дело, когда тебя прочитывает ближний круг и редакторы, другое - когда книга отдается на суд десяти мощным критикам, экспертам премии.

    РГ: В романе много тем, среди которых есть явно автобиографические (Каспий, работа за границей). А как появились линии Велимира Хлебникова и поимки бен Ладена?

    Иличевский: О поимке бен Ладена я задумался, когда узнал, насколько священно относятся арабы к соколиной охоте. Я тогда подумал: а что могло бы всерьез зацепить и спровоцировать на активное действие подпольного главаря? И мне показалось, что соколиная охота, как метафизический символ власти, должна была бы его как-то выудить из безвестности. Тогда же я прочитал о мистическом отношении арабов к дрофе-красотке, хубаре, на которую они охотятся с соколами и которую почти уже повсюду в мире уничтожили. Один из моих героев научается разводить хубару в неволе и занимается отловом и приручением соколов, торгует ими. И в один прекрасный момент в его окрестности появляется Принц, чей прообраз - бен Ладен. Тема Хлебникова неотделима от Каспия и Персии: эти топосы навсегда освящены великим поэтом. В 2000 году я прочел эссе Василия Голованова "Гений дельты" и через два месяца обнаружил себя в дельте Волги, в байдарке, на которой собирался с приятелем сплавиться в Каспий, найти, распутать протоки, ерики... После я много лет ездил каждый сентябрь в эти места, и вот эта недостижимость устья и мерцающая потусторонняя близость Персии, соединявшей для русской ментальности символы смерти и свободы в символ рая, и баснословная щедрость великой реки, собирающей по капельке свет русской земли, - все создавало и создает для меня область влекущей тайны, которая и придала замыслу энергию рождения.

    РГ: Некоторые критики назвали "Перса" вашим самым значительным романом...

    Иличевский: Здесь я себе не судья... "Перс" - большой роман и сделан не классическим образом. Он похож и на травелог, и на роман идей, и на историю взросления. Он, как написал Лев Данилкин, "значительно радикальней "Матисса" - пусть так, но я доволен тем, что получилось. Одним из движителей романа было чувство, что я провел детство в таком необычном месте, чья тайна еще не вполне ясна даже тем, кто прожил на Апшероне всю жизнь. Запах моря и запах нефти, которой смочена там земля под ногами, создают необыкновенно влекущий аромат, который заставляет понять, что Апшерон не потому только замечателен, что на нем прошло твое детство, но и полон загадок, которых в романе целый список... Вообще "Перс" о многом - о детстве, о Каспии, об Апшероне, о метафизике геологии, о смерти и любви, о соколиной охоте, о степи, о путешествиях и Каспийском море как таковом, о Велимире Хлебникове, о его Персидском анабасисе. То есть роман в определенной мере исторический: спасибо прадеду, комиссару 11-й Красной армии, участнику штурма Энзели и операций Персармии на территории Ирана - в поддержку Эхсан Уллы-Хана и Кучик-Хана...

    РГ: Не в первый раз ваши персонажи сознательно выпадают из социума: в "Матиссе" обладатель московской квартиры становится бомжом, в "Персе" имеющий престижную работу Илья начинает вести полунищенский образ жизни вместе с другими егерями Апшеронского заповедника. Все описано так детально, что складывается впечатление, будто вы знаете об этом не понаслышке и такой опыт необходим для миропознания вообще...

    Иличевский: У меня просто большой опыт походной жизни. Некоторые мои ранние походы начинались вообще без снаряжения, с одним одеялом, без спальника и палатки, и нам приходилось в Крыму строить от ночного ветра укрытия из камней и прикрываться от дождя куском полиэтилена. Это сейчас я экипирован отлично, и "снаряга" позволяет выжить уютно в походе даже в экстремальных условиях. Такой опыт вольно или невольно приобретается почти каждым, особенно в юном возрасте, когда хочется идти куда глаза глядят или куда сердце просит. Мой опыт не уникален. Думаю, это обыкновенные почвеннические устремления. Причем, чем далее, тем более они будут иметь место. Уверен, что цивилизация - при все усугубляющемся ею устранении человека от природных своих функций - должна выработать механизм обратного хода, внедрения природы в человеческую жизнь и культуру.

    Ибо вполне возможно, что вскорости человек напрочь позабудет, из чего делается хлеб.

    Поделиться