Поделиться
В тридцатиградусную московскую жару самым востребованным предметом на улице Радио оказались резиновые сапоги.
В пятницу, придя на работу после беды, они были готовы ко многому. Они захватили перчатки, халаты, даже респираторы... Но кто знал, что на место пожара нужно брать резиновые сапоги? В здании научно-реставрационного центра имени И.Э. Грабаря, зиявшем черными провалами разбитых окон на втором этаже, стояла пена. И полпятницы ее смывали водой из пожарных шлангов. Милиционер, стоявший у входа, заворачивал тех сотрудников, кто надеялся войти, обмотав ноги полиэтиленовыми пакетами. "Вы что? Там же вода по щиколотку. Это щелочной раствор. Ожоги хотите получить? И стекло битое. Только в сапогах!" Кто-то начинал звонить домой с просьбой найти сапоги - "да обыкновенные, резиновые". Кто-то просил дефицитную обувку у вышедших коллег - "Поносил сам, передай товарищу". Кто-то мчался в ближайший магазин "Рыболов", который, по-видимому, за пятницу продал весь свой запас.
Внутри действительно стояла вода. Она почему-то еще и лилась с потолков. Точнее, капала. Потолки, впрочем, мало напоминали потолки. С них свисали провода, лампы, остатки панелей. Коридоры, впрочем, остались. Но без дверей. В полузатопленных пространствах мастерских, где свет шел только из разбитых окон, уже работали реставраторы, решая, какие работы нужно вытаскивать в первую очередь. На предложение о помощи смотрели оценивающе и настороженно. "У нас крупные вещи, вы не сможете помочь", - отвечали деликатно, не высказывая вслух подозрений.
А внизу во дворик, куда уже вытащили столы, начали выносить спасенные вещи. Первыми вынесли двух пророков XV-XVI. Они, кажется, вообще не пострадали. Их поставили аккуратно, в тенек, на деревянную подставочку. Подставочка, как и столы, как и картон, который разостлали на земле, возникла как-то быстро. Спустя какое-то время девушка вынесла из подъезда икону. Она несла ее на вытянутых руках, положила на стол и заплакала. Большая часть изображения почернела. Вокруг иконы захлопотали. То, что мне казалось безнадежным случаем, в глазах профи, похоже, так отнюдь не выглядело.
Вообще все происходящее вокруг быстро стало напоминать полевой госпиталь. Я вдруг поняла, что профессии "реставратор" и "реаниматор" имеют много общего. Особенно когда увидела, как Надежда Сергеевна Кошкина, которая долгие годы работала в центре Грабаря, а теперь в ГМИИ им. А.С. Пушкина, прежде чем войти в сгоревшее здание, надевает не только сапоги, но и белоснежный халат. Этот белый халат, выглядевший вроде бы предельно неуместным, сразу все поставил на место. Работа реставраторов - спасать. Здесь мало говорили. Но откуда-то брались чистые листы белой бумаги, которыми промокали лик Корсунской Богоматери в серебряном окладе. Откуда-то появлялась полоска, позволявшая проверить щелочную среду. Кто-то мгновенно начинал вести опись вещей. Кто-то становился рядом, чтобы охранять.
Директору центра Алексею Петровичу Владимирову в тот момент было точно не до интервью, но он все же согласился сказать о потерях, которые уже очевидны.
Алексей Владимиров: Третий этаж сгорел полностью. Там был зал для конференций. Там практически ничего не хранили. Исключение - пятиметровый портрет Александра I на коне из галереи 1812 года.
На втором этаже, который был залит, пострадали вещи, которые лежали на столах реставраторов. Очень повреждены иконы Святого Стефана Пермского с житием из музея Сыктывкара. Они уже были отреставрированы. Но реставраторы надеются, что они сделают все, что возможно, чтобы восстановить изображение.
Российская газета: Вы можете примерно сказать количество пострадавших вещей?
Владимиров: У нас в наличии было 1300 вещей - начиная от мелких монет кончая большими иконами. Называть точные цифры потерь сегодня просто невозможно. Мы даже не все еще вынесли. По самым приблизительным оценкам повреждено максимально процентов 10 вещей.
РГ: Из скольких музеев были вещи?
Владимиров: Из 50 музеев. Мы очень волновались за новгородскую икону Корсунской Божией Матери и за псковскую плащаницу XVI века. Они сохранились. Залиты водой, но они поддаются реставрации.
РГ: Вещи из Третьяковской галереи у вас были?
Владимиров: Нет, из Третьяковки не было ничего.
РГ: Что удалось сохранить точно, уже понятно?
Владимиров: Фондохранилище, наш бетонный "бункер", сохранило все, что было там. Фотоархив, рентгенотеку... Каждый отдел там фонд хранения сделанных вещей.
РГ: Все спрашивают, как получилось, что вещи не были застрахованы?
Владимиров: Cтрахуются вещи, которые вывозятся за границу. Мы ведомственное министерское учреждение. Музеи привозили к нам вещи. Мы их принимали по акту на ответственное хранение. У нас круглосуточное дежурство. Три барьера защиты. Страховка предполагает совсем другой бюджет и другое финансирование.
РГ: Куда сейчас вывозят вещи?
Владимиров: В основном в "РОСИЗО", на бывший комбинат Вучетича, в главное хранилище министерства культуры. Нам несколько этажей освободили.