Алексей Петренко: Воздайте мне по делам моим

Народный артист России Алексей Петренко стал гостем XII Всероссийского Шукшинского кинофестиваля, только что закончившегося на Алтае. Алексей Васильевич редко соглашается на интервью, но для "Российской газеты" сделал исключение.

Российская газета: Наконец-то вы, Алексей Васильевич, приехали на Алтай...

Алексей Петренко: Алтайский край получил от Бога подарок, именем Василия Макаровича вы можете аукаться с будущим. Для меня Шукшин прежде всего писатель и актер.

Режиссер в меньшей степени, потому что не успел снять фильм о Степане Разине. Вот тогда это был бы взрыв, в котором он полностью реализовал бы свою силищу!

Я был у него дома на последнем дне рождения. Он недавно получил, как сам говорил, "генеральскую квартиру". Пойти уговорил режиссер Элем Климов - как раз начинали снимать "Агонию": "Послушаешь, какой у него, сибиряка, интересный говор". Через день я как раз должен был вылететь в Сибирь, изучать быт крестьянский, сено косить. Кстати сказать: Василий Макарович мечтал сыграть у Климова именно Распутина!

РГ: Если бы сейчас кто-то из режиссеров отважился на экранизацию романа "Я пришел дать вам волю", вы бы кого хотели сыграть?

Петренко: Стыря. Почему-то все говорят, что у меня фигура слишком крупная для этой роли. Но ведь Стырь - это крепкий старик, казак! А когда Василий Макарович собирался снимать, я бы, конечно, роль Разина попросил. Знаю, что он сам хотел, но я бы сказал: "Давай пробы снимем, ты и я - хоть одну сцену, там и видно будет!" А как иначе? Вот представьте себе Олимпийские игры. Бегут на дистанцию 5000 метров американец, немец, русский, эфиоп с кенийцем. Ну и что - американский легкоатлет, который безбедно живет в благополучной стране, будет лидировать и думать: "А пожалею-ка я несчастного бедного эфиопа, ведь ему так тяжело в жизни - пусть он выиграет и разбогатеет!" Может такое быть? Нет, конечно!

Я помню наши съемки с Володей Высоцким в фильме "Сказ про то, как царь Петр арапа женил". Все тогда ахали и охали по его поводу. Но на съемках мы честно соревновались. Он арап, а я царь! В итоге после окончания съемок название поменяли. Первоначальный вариант был "Арап Петра Великого". Чувствуете разницу? Владимир Семенович обиделся со страшной силой. Там был эпизод еще такой, когда мы с ним идем по судоверфи. Чтобы подчеркнуть разницу в росте, для него прорыли канавку, а для меня сделали насыпь небольшую... Высоцкий был очень самолюбивым человеком. Не дай бог, если он не первый!

РГ: Фаина Раневская однажды сказала: "Судьба артиста - это кладбище несыгранных ролей". Осталась ли роль, которую еще не поздно сыграть?

Петренко: "Поздно, бабушка, в партию, поздно!" Моя самая заветная мечта была сыграть Обломова. Это самый великий русский человек! Он до мозга костей христианин. Надеялся не на свои силы, а на Бога. Обломов очень праведный человек - в любви, дружбе.

Я не хотел бы его играть традиционно, как в школьном учебнике. Он не хныкалка и не размазня, нет! Нормальный мужик, интересный и темпераментный, не желающий жить как Штольц, который все за деньгами бегал.

РГ: Вы много снимались у Михалкова. Как вам с ним работается?

Петренко: В один из съемочных дней картины "12" я решил разыграть Гафта, человека очень остроумного: "Валентин Иосифович, сегодня гонорар за съемки будут давать". А он: "Да иди ты!" - "Серьезно, иди в бухгалтерию". - "Да это мы должны платить Михалкову за мастер-класс!" Мы с Гафтом работали потом в "Предстоянии". Роли маленькие, поскольку в "Утомленных солнцем" не снимались. Для Валентина Михалков придумал маленькую роль зека. Гафт шикарно сыграл свой малюсенький эпизод. Когда съемка закончилась и все стали аплодировать, Валентин Иосифович подошел к Никите и спрашивает: "Сколько с меня?" Кредо Михалкова: "Тот режиссер чего-то стоит, который за три копейки уговорит Джину Лоллобриджиду сняться у себя в эпизоде".

Работать с Никитой - огромнейшее удовольствие. Во-первых, он профессионал высочайшего класса. Не только в режиссуре. Операторское искусство, свет, художник, реквизит, другие киношные профессии - Михалков во всем прекрасно разбирается! Во-вторых, он создает на съемочной площадке замечательную атмосферу. Мы радовались любой удачной находке партнера, поддерживали друг друга. А у другого режиссера могли бы запросто сожрать.

Я так думаю, зря он тратит силы на общественную деятельность - лучше б снимал кино и не сжигал нервы на недругов тире завистников.

РГ: Любому артисту обидно, когда из картины выбрасываются какие-то эпизоды с его участием.

Петренко: Еще бы... После съемок "Сибирского цирюльника" Михалков звонит мне из Италии, где он занимался монтажом картины, и говорит: (Голосом Никиты Сергеевича) "Баобаб (это он меня так называл)! Баобаб, ну там удивишься, потому что много не увидишь... Мы там посмотрели... Понимаешь... Ты вот зайди в храм и посмотри наверх... Там Спаситель... Ну не может у него рука быть больше, чем лик! Ты, блин, всех задавил... Я должен тебя как-то прибрать!" Трым-брым, в корзину, трым-брым, в корзину... В "12" он меня тоже прибрал маленько.

(С непередаваемой интонацией) Дураки они, режиссеры. И Климов тоже дурак, Господи прости! Элемушка, ты там слышишь меня? Скоро приду к тебе, все расскажу, недолго осталось... Тогда моден был рваный монтаж. Там режиссер обрезал, здесь обрезал, пум-пум! А я играл так, чтобы зритель чувствовал гипноз Распутина, которым он обладал. И никаким этот сибирский мужик не был шарлатаном, как некоторые считают. Но гипноз действенен тогда, когда он непрерывен, идет сплошным потоком! Как я сейчас на вас смотрю. А при рваном монтаже все уходит... Климов очень жалел, что не оставил длинные планы гипноза. Признался мне потом: "Я сдурил!"

РГ: А церковнославянский язык осилили?

Петренко: Выучил. Читаю и молитвы, и книги. Конечно, попадаются незнакомые слова, но мне помогают словари. Кстати, вы знаете, что "Житие протопопа Аввакума" перевели на современный русский? Блестящий перевод! Раньше церковь была против. А теперь никониане со староверами примирились. Это отрадное явление!

РГ: Вы как-то обмолвились, что с Богом будете именно на церковнославянском говорить. И что скажете при встрече?

Петренко: Скажу: "Воздайте мне по делам моим". Что я натворил, за то и готов понести соответствующее "вознаграждение". И ничего больше. Чтобы Он понял, что я не буду выцыганивать себе местечко рядом со сковородой. Нет - на сковороду так на сковороду! (Смеется.)

РГ: Знаменитый шукшинский вопрос: "Что с нами происходит?"

Петренко: Потихонечку лечимся, стараемся. Пьем лекарство православное. Даст Бог, поможет. Сейчас идет процесс лечения и реабилитации нашего больного организма, нашей изуродованной жизни. Это как пытаться играть на расстроенном музыкальном инструменте. Хоть какой гений возьмет его в руки, звук будет фальшивый. Настройщики нужны. Жаль, нет каких следует настройщиков. Есть пока промежуточные. Будем надеяться, они настроят хотя бы высокие ноты. А басы, основу приведут в порядок другие. Как у Островского в пьесе "Лес" Несчастливцев говорит: "А как пьесы ставят, хоть бы и в столицах-то. Я сам видел: любовник тенор, резонер тенор и комик тенор; основания-то в пьесе и нет". Тенорочки вокруг одни, фистулы!