Еще в канун своего открытия Венецианский фестиваль встречал гостей странной картиной: там, где всегда шумела кинодеревня, простирался необъятный пустырь с замершими бульдозерами. Это началось строительство долгожданного Кинодворца.
Вокруг стройплощадки, уж где придется, угнездились фестивальные службы - пресс-центры, просмотровые залы походного типа, длинноногие итальянки со смущенными улыбками: простите за неудобства, мы строимся. Гости растерянно бродили окольными извилистыми путями в поисках праздника, не узнавая знакомых мест.
А дело в том, что Мостра как возникла при Муссолини в бывшем казино типа бункер, так в нем и осталась. Просмотры много лет идут в шатрах-времянках: проекция так себе, субтитры крошечные, слышен шум пролетающих самолетов.
Но вот когда в Риме решили заткнуть Венецию за пояс и создали на имеющейся шикарной инфраструктуре свой Римский международный фестиваль, объявив, что теперь Венеции каюк, Венеция зашевелилась и стала ставить вопрос в государственном масштабе: даешь дворец! Лет пять шли согласования. И вот начали строить. Так что кино будем смотреть без отрыва от бульдозера.
Во вторник шли последние приготовления. Фестивальная площадка представляла собой хаос красных кубов, параллелепипедов и других изделий прихотливых форм. Над ними еще трудились рабочие, похожие на похудевшего Паваротти, - что-то прибивали, что-то отмеряли, завозили грузовиками цветы и зеленые насаждения.
И уже к утру в среду публику встретила чистота и красота, по выметенным красным дорожкам двинулись праздничные толпы, Тарантины и Копполы. На радость и во славу мирового киноискусства.
Впрочем, фактически Мостра открылась еще накануне своего официального открытия - вечером памяти великого итальянского актера Витторио Гассмана. Его лучший фильм "Запах женщины" шел на огромном экране на площади среди венецианских дворцов. Десятилетие смерти выдающегося актера стало первой сквозной темой фестиваля, который ставит своей задачей соединить славное прошлое итальянского кино с его предполагаемым славным будущим. Полнометражный документальный фильм Джанкарло Скаркилли "Витторио Гассман - жизнь лидера" открыл внеконкурсную программу. Заслуга Гассмана в том, что он, мастер театральной школы, проторил дорогу классики к массовому зрителю. И если обычно театры, сыграв несколько представлений, должны были менять свою афишу, сыгранный им "Гамлет" 1952 года достиг рекордной по тем временам отметки - шел более сотни раз. Гассман создал передвижной театр и привез его зрителям таких уголков Северной Италии, где театра никогда не видели. Он создал целый мир персонажей в театре, кино и на телевидении.
Отдав дань прошлому, Мостра обещает показать контуры будущего кинематографа. Как ни странно, сегодня это будущее формируется финансовым кризисом. Наиболее адекватный перевод слов директора Венецианского фестиваля Марко Мюллера о специфике нынешней Мостры почти дословно совпадет со словами грибоедовского героя: "Пожар способствовал ей много к украшенью!". Смысл высказывания старого фестивального волка: если бы не кризис, мы не имели бы такого расцвета экспериментального творчества. Даже крупнейшие мастера в стесненных финансовых условиях не могут уповать на дорогие спецэффекты и вынуждены думать о том, как быть оригинальными по старинке - т.е. вновь стать выдумщиками. Затраты сократились в десятки раз - соответственно возрос креатив. Вчерашние творцы блокбастеров стали снимать скромные, но сильные документальные малобюджетники. Ни на что не претендующие короткометражки вдруг обнаружили потенции стать крупномасштабным проектом. Так, например, появился в венецианском конкурсе фильм актера и режиссера Винсента Галло "Обещания, писанные на воде", снятый без сценария, по наитию. Бюджеты в сотни миллионов долларов усохли до одного-двух миллионов - без видимого ущерба для качества, как утверждает просмотревший всю программу Мостры ее директор Марко Мюллер.
Продюсеры экономят. На всем - даже на авиабилетах. В канадский Торонто из США лететь ближе, чем в Европу, и вот Берлин, Канн и Венеция лишаются части американских картин, показанных на Торонтском международном кинофестивале. Но Мюллер может гордиться тем, что практически все фильмы 67-й Мостры - мировые премьеры. "Торонто определяет рыночную стоимость картины, а Венеция дает эстетический знак качества!" - говорит он журналистам.
Кризис, однако, не помешал фестивалю открыться традиционными пышными приемами, между которыми Марко Мюллер должен был метаться на тихоходном венецианском водном транспорте, пытаясь одновременно успеть и на прием Vanity Fair в честь председателя жюри Квентина Тарантино, и на вечеринку журнала Variety в честь Дино Ди Лаурентиса.
Будущее кино олицетворяют имена на фестивальной афише. Практически нет ветеранов, на которых делал ставку недавний Канн. Возраст режиссеров, как на подбор, не превышает сорока лет. Уже 41-летний Даррен Аронофски на этом фоне смотрится аксакалом. Его "Черный лебедь" открыл 67-й Венецианский фестиваль в среду, и Марко Мюллер уверен, что лебединая песня нового кино будет вполне оптимистичной.