Вот и еще одна лошадка, по-моему, сошла с дистанции. В конкурсе Венецианского кинофестиваля прошел фильм немецкого режиссера Тома Тыквера "3". После сравнительного успеха его англоязычных международных проектов "Парфюмер: история убийцы" и "Интернационал" Тыквер решил вернуться в родные пенаты и сделал картину на немецком языке с немецкими актерами.
В фильме есть модное цифровое название", есть популярная ныне тема душевных кризисов и, как следствие, сомнений в собственной сексуальной ориентации, и есть неистовое, ясно ощущаемое желание режиссера каждым кадром срывать в фестивальном зале аплодисменты. Но зал безмолвствовал, и только из задних рядов какая-то журналистка сопровождала совсем не смешное действие истерическим смехом, которым она откликалась на каждую фразу с экрана.
Тыквер (он же автор сценария) рассказал историю о бездетной супружеской паре Симоне и Ханне, которые тяготятся подступающей старостью и беспрерывно, даже в момент любви, рассуждают о том, что жизнь перевалила экватор и теперь покатилась к неизбежному концу. Но случайно встреченный Ханной Адам все резко меняет: он спит сначала с нею, а потом в плавательном бассейне совращает и ее мужа.
Эта история отягощена постоянно возникающей полиэкранной неразберихой - эффектной, но не очень нужной для смысла картины. И нещадно драматизирована нагромождением катаклизмов: сначала от рака умирает мать Симона, затем рак обнаруживают и у самого Симона, и он лишается половины своих мужских доблестей (операцию покажут детально и крупным планом, подчеркнув тем самым зыбкость устоев, на которых держится семейное счастье). Чтобы усилить неотразимость змея-искусителя, Адама режиссер наделяет всеми признаками универсального мачо: он и футболист, и каратист, и мотоциклист, и великолепный пловец, а в свободное от спорта время поет в хоре. Это плохо вяжется с далеким от мачизма обликом артиста Девида Стресова, но режиссера это не смущает. В фильме много галлюцинаций, души на наших глазах отлетают на небо и возвращаются в виде крылатых клубящихся ангелов. Так что возможно, зрительница из последнего ряда была права, воспринимая все это как комедию.