В гимназии N 1060, где директором учитель математики, а теперь еще и победитель всероссийского конкурса "Учитель года-2010" Михаил Случ, первоклашки обязательно играют на флейте, а до седьмого класса ученикам не ставят оценки. При этом директор всех своих 400 учеников знает по именам и при встрече здоровается за руку.
Российская газета: Михаил Ильич, вы пришли в школу в 29 лет, в начале "лихих 90-х", когда из школ, наоборот, все бежали. Почему?
Михаил Случ: В школу я формально пришел 1 сентября 1992 года, а до этого, получив диплом Московского института стали и сплавов, занимался программированием. Хотя после школы я действительно сразу хотел поступать в МФТИ и заниматься математикой. Но не получилось. Получился МИСиС. И когда моя работа в сфере программирования стала приносить деньги и можно уже было "вздохнуть свободно", я решил искать что-то такое, что было бы мне действительно интересно.
РГ: Как вы относитесь к идее, что в школе нужны не выпускники педвузов, а специалисты из классических университетов - физики, химики, историки?..
Случ: Мне эта идея очень нравится. И не только потому, что я сам из таких. Но, увы, я вижу вокруг себя людей, готовых прийти в школу, но в силу жесткости системы, различных квалификационных требований они этого сделать не могут. Досадно. Наше образование устроено так, что дети выходят из школы достаточно рано, в "полубессознательном состоянии" поступают в педвуз и потом чуть ли не в таком же "приплывают" учителями на работу. Гораздо лучше, когда человек уже в относительно зрелом возрасте принимает сознательно такое решение. Но при этом он не должен снова учиться, чтобы получить второе высшее, уже специальное образование.
РГ: Нужно ли педагогические вузы превращать в факультеты классических университетов?
Случ: В этом есть смысл. А еще, мне кажется, будет правильнее, если студенты не с первого курса станут "бросаться" на Песталоцци или на Ушинского. Пусть сначала получат базовое образование по отдельной науке, а потом курсу к третьему решат для себя, кем быть: физиком-теоретиком, физиком-практиком или физиком-учителем.
РГ: У вузов огромные претензии к школьным математикам: мол, плохо готовят школьников, приходится на первом курсе давать школьную программу. Что скажете?
Случ: Это проблема не только математики, но и русского языка, и той же физики. Здесь дело в другом: внутришкольная аттестация, то, что мы сейчас уже называем "традиционными экзаменами", мне кажется, постепенно стала приводить к полному обесцениванию школьного образования, появлению огромного количества подготовительных курсов и фактически переноса школьного обучения на вузовские площадки.
РГ: А ЕГЭ по математике вас устраивает?
Случ: Кстати, Единый госэкзамен всю эту ситуацию с качеством вывел на новый открытый уровень. Это зеркало. Возможно, где-то оно кривовато, но гораздо лучше той "картины маслом в ярких красках", которая была до него.
То, что в этом году из КИМы по математике убрали тестовую часть "А", вроде бы здорово. Но есть тонкость. Если ответ закрыт (нужно выбрать один из четырех уже готовых), он может быть сколь угодно сложным. В случае же открытого ответа, когда решение нужно записать самому, уровень сложности определен количеством отведенных на него клеточек. Для решения некоторых задач, которые мне, возможно, хотелось бы видеть в ЕГЭ, этих клеточек не хватит.
РГ: В вашей школе преподают по Вальдорфской методике: все дети заняты творчеством, обязательно играют на музыкальных инструментах. А вы на чем играете?
Случ: А у меня нет слуха. Такой парадокс. Я не заканчивал ни музыкальную, ни художественную школу. Правда, когда работал учителем начальных классов, я, чтобы не травмировать детей своим пением, научился все-таки играть на флейте-дудочке. Так что я вовсе не подхожу под тот идеал, который описывал Ушинский: "Каждая мать может научить ребенка паре иностранных языков, декламации и игре на фортепьяно".
РГ: Вот языку-то как раз научить можете - ведь вы занимаетесь литературными переводами с немецкого.
Случ: И тем не менее я вряд ли смогу, как это было во времена Пушкина, не просто преподать биологию, но и научить школьника, скажем, что-то нарисовать.
РГ: Поговаривают, что в вашей школе слишком благостная атмосфера и дети оттуда выходят совершенно неподготовленные к реальной жизни. Это так?
Случ: Слышал я эти замечания. Но они больше относятся к какому-то элитному учебному заведению за высоченным забором, где имущественный ценз родителей не ниже определенного. В нашей же школе дети из совершенно разных социальных слоев, четверть - из многодетных семей. Со старшеклассниками мы устраиваем социальные практики в больницах и детсадах. Делаем театральные постановки для ребят с ограниченными возможностями. И после этого говорить, что наши дети не готовы к жизни? У меня нет чувства, что лучший способ подготовки к жизни - это лишение пряника или елки и "новость" о том, что Деда Мороза не существует. Не уверен, что для того чтобы растение закалялось, надо поливать его кислотными дождями.
РГ: Как попасть в вашу школу и станет ли это сложнее теперь, когда ее директор "под крылом" Большого хрустального пеликана?
Случ: Конечно, эта ситуация что-то усложнит, потому что для многих родителей подобные вещи являются значимыми. На мой взгляд, во многом абсолютно напрасно. Я не отношусь к числу людей, которые начинают знакомство с родителями с перечисления регалий школы или количества заслуженных учителей. Мне не кажется, что эти данные информативны. Я скорее предлагаю родителям составить какое-то личное ощущение и просто посмотреть на школу. К счастью, мы живем в Москве, где выбор школ велик и разнообразен. Каждый может найти ту, где ребенку будет хорошо и уютно.
РГ: Как вы думаете, звание "Учитель года" поможет вам в достижении каких-то целей?
Случ: Этот вопрос хорошо бы задать года этак через три. Отчитаюсь. Я, конечно, надеюсь. Честно могу сказать, когда шел на конкурс, одной из целей было получить некий плюс для развития своей школы. И странно, если бы это было иначе.