Поделиться
На встрече с журналистами "РГ" народный артист России Иван Краско рассказал о том, как играет роли Льва Толстого и Сталина, записывает байки и воспитывает маленьких детей. А еще прочитал свою новую новеллу, которую посвятил Юрию Шевчуку.
Кто не знает дядю Ваню? Дядю Ваню знают все! Иван Краско отметил недавно 80-летие, получил высшую театральную премию Северной столицы "Золотой софит" - "За творческое долголетие и уникальный вклад в театральную культуру Санкт-Петербурга". Театр, съемки в кино, работа на радио, вечера "В гостях у дяди Вани" в Доме актера, бесконечная череда городских мероприятий, как, например, церемонии вручений премий, - и как он всюду успевает?
Российская газета: Иван Иванович, как пережили торжества?
Краско: Терпеть не могу юбилеи! И слава богу, что он прошел. Ну какая разница - 79 тебе лет или 81? Господи, да уже каждый день дорог, когда ощущаешь, что "физика" тебя подводит, вниз тянет. Сейчас пошел к врачам-офтальмологам и только об одном прошу: вы меня с ритма не сбивайте, пожалуйста, у меня записи на радио, а то вы скажете, что глазкам недельку отдохнуть придется. А мне читать и писать надо. В Союз писателей как-никак приняли.
РГ: И много вы написали?
Краско: Я просто записываю то, что знаю, в чем уверен. Пришла пора писать мемуары - о Паше Луспекаеве, дяде Жене Лебедеве, дяде Коле Боярском. Они стучатся в мои ворота памяти. Чему-то был свидетелем, что-то передается в преданиях.
Сначала появился "Жил один мужик". Потом - морской сборник воспоминаний, где есть мои "Записки речного моряка". Это мой товарищ актер Боря Соколов как-то пошутил: "Э-э, батенька, вы, оказывается, на Дунае служили. Так вы речной моряк!" У нас был уникальный курс - первого выпуска Балтийского высшего морского училища, 1953 года. До этого мы три года обучались в подготовительном училище по программе Нахимовского. У нас полно адмиралов, Женя Чернов - Герой Советского Союза. Быть командиром атомной подлодки - это не баловство! С актерством не сравнить.
В 2007 году вышла книжка "Андрей Краско. Непохожий на артиста, больше чем артист", там мои воспоминания про сына Андрюшу. Недавно в Москве были изданы мои "Байки. И не только".
По Шекспиру и Станиславскому
РГ: Актерство, стало быть, баловство?
Краско: Так считают многие. А я считаю, что это серьезная профессия. И даже миссия. Считаю себя проповедником. Еще говорят: артист - это не профессия, а диагноз. Врачи, между прочим, тоже так считают. Но тогда я понимаю, что это серьезный доктор. Профессия требует каждый день, ежесекундно заниматься ею, не щадить себя. Ведь актер - наблюдатель, а потом передатчик опыта, который он накопил, другим людям. Здесь для меня авторитет - Шекспир, сказавший: "Актер есть зеркало и краткая летопись своей эпохи". Получается, что я должен занять в обществе подобающее мне место, чтобы отражать не алкашей, бомжей. Показывать таких персонажей мне неинтересно. Более того, у меня возникает протест, эстетический и социальный, когда берут пьесу "Живой труп" Льва Николаевича Толстого и превращают Федю Протасова в пьянь.
Когда Федя устами Николая Константиновича Симонова произносил: "Служить - так стыдно!", у меня мурашки шли по телу. В советское время это было протестом против системы. Образ, рвущийся к свободе, вольный дух! А сейчас в том же театре поставлен спектакль, где Федя Протасов становится бомжем, живущим в подвале собственного дома, ему наплевать на семью. А у Толстого он любит свою семью и вообще всех людей. И мне кажется, что я ничего не понимаю.
РГ: Но это позиция постановщика. Что тут может сделать актер?
Краско: Станиславский говорил, что режиссер должен умереть в актере, раствориться. Ответ-то держать актеру, он выходит на сцену, к зрителю, а не режиссер. То же самое в кино. Банальный вопрос: "Вы соглашаетесь сниматься в сериалах? Все-таки они более низкопробные, чем полнометражный фильм". Да мне не важно, я отношусь одинаково к тому и другому. Моя задача - не опозориться, не предать профессию и сделать роль хорошо. И когда я прихожу к незнакомому мне молодому режиссеру, то говорю: "Сынок (или доченька), вот мне дали текст, давай разберемся..." "Вы хотите что-то изменить? А как?" И я вижу, что это живой человек.
РГ: То есть вы вмешиваетесь в процесс?
Краско: Обязательно! И в подавляющем большинстве случаев молодежь соглашается со мной.
РГ: Недавно вы снимались у маститых режиссеров: Мельникова, Бортко, Снежкина, Краснопольского.
Краско: У них я готов сыграть что угодно, даже молча пройти.
Я еще потому так ревниво к творчеству Льва Николаевича отношусь, что Виталий Мельников пригласил меня сняться в роли графа Толстого. Это было для меня шоком. Фильм о Чехове, о взаимоотношениях Антона Павловича с молодой писательницей Лидией Авиловой, платонический роман. На фоне нынешнего безобразия в кино такой красивый сценарий, написанный самим мастером. Боязно было играть Толстого, все-таки "зеркало русской революции". Я долго искал взгляд писателя. Все время говорил гримерам: "Да это Ваня Краско, не Лев Николаевич". Наконец нашел тот взгляд, как зыркнул на Мельникова! "О-о, все в порядке!" - вскрикнул он. А потом я вдруг подумал: пускай "выглядывает" Краско, почему бы ему не выглядывать? А что, Симонов разве Петр Первый? Он Симонов. А Бабочкин - Чапаев? Уже кто-то поставил на даче на полочку фотографию моей кинопробы и рядом - снимок Толстого, и говорят: "Похожи!" (Смеется.)
Седьмой царь
РГ: А как вам роль Сталина?
Краско: Играю с удовольствием! Это "Под самой крышей", театр-мастерская Владимира Фунтусова, он не просто режиссер, а еще и кандидат искусствоведения. Игорь Шприц написал пьесу "Иосиф Прекрасный", где "отец народов" предстал в разных ипостасях: Император, Иосиф, Сталин, Коба, Сосо. Сталин для меня фигура неоднозначная, конечно. Я не могу отнести себя к его апологетам, потому как знаю, что он натворил за время своего правления. А еще я прочитал книги Бенедикта Сарнова "Сталин и писатели", четыре огромных тома, фундаментальный труд, я проглотил эти фолианты, несмотря на занятость, и всем советую прочитать.
Фигура кажется мне весьма интересной. Тем более после того, как я поисследовал роль Ивана Грозного в Театре имени Комиссаржевской. В спектакле "Смерть Ивана Грозного" я стал седьмым царем, начинал репетировать Сережа Боярский, потом был Патя (Пантелеймон) Крымов. Я вдруг обнаружил, что в русской литературе два типа совершенно родственны Иоанну Васильевичу: Иудушка Головлев и Фома Опискин из "Села Степанчикова". Так любопытно! Почему-то иезуитство - одна из составных частей русского характера. Иосиф Виссарионович с этими же корнями. Гнобит людей, давит их нравственно и психологически, наслаждается властью. Право имеет. Сила воли мощнейшая, проницательность, ум, не упустит из поля своего внимания ни одного факта. Не заинтересовать мужика-актера такие роли, конечно, не могут.
Я вдруг вспомнил, как в студенческом капустнике играл Сталина. Игорь Горбачев (он был у нас в институте педагогом) сказал: "Ты здорово ухватил Сталина, парень!" Мастер оценил! Все-таки я не шарж делал, не пародию, а пытался почувствовать персонаж изнутри. Это главное в любой роли.
Моими учителями были Георгий Александрович Товстоногов, дядя Женя Лебедев. Конечно, самый мощный момент в моей актерской судьбе - это работа с режиссером Евгением Шифферсом. Он предложил мне роль Креона из "Антигоны" Жана Ануя (а Антигона - Ольга Волкова). Мне, крестьянскому парню, - древнегреческого царя? С ума сошел?! Крепко задел он меня: "Твое дело - сыграть. Если ты актер". Нашел я зерно роли, стал прямо смотреть в глаза людям, осанка появилась, вся моя стеснительность и мельтешня ушли, оседлал роль, она меня тоже. И в жизни я стал другим. Потом мне легко было играть королей в сказках на телевидении, генерала Серпилина и самого Иоанна Грозного.
Нынче происходит так. Чем дальше, тем больше уверен: меньше надо играть. Надо войти в персонаж и внести туда всего себя. Но чтобы было узнаваемо: это персонаж Толстого, а то - Вампилова.
Байки от дяди Вани
РГ: Баек еще на одну книгу наберется?
Краско: Конечно. Они же рождаются постоянно. У нас в театре есть спектакль "Тише, афиняне!". Мои пацаны Ваня и Федя играли по очереди младшего сына Сократа. Ваня вдруг застеснялся и говорит: "Папа, я больше не хочу играть". А Федя: "А я буду!" Прошло какое-то время, и Федя, наш философ, изрек: "Нет, Ваня не будет артистом. Это мы с папой". Человеку 6 лет! В четыре года он встал с горшка и сказал: "Ну-у, я к вашим услугам". Откуда это? Вдруг на виолончели решил играть, с педагогом занимается и на рояле мелодии подбирает. Для меня это вообще непостижимо.
РГ: Вас все называют дядей Ваней, а не Иваном Ивановичем. Причем не только молодежь, но и ровесники. Откуда это пошло?
Краско: От Константина Варламова, знаменитого комика, работавшего в конце XIX - начале XX века в Александринском театре. Все звали его дядей Костей - молодые, пожилые коллеги, директор Императорских театров Теляковский. Мы звали Колю Боярского дядей Колей, а вот его старший брат был Серегой, не "дядей". Сейчас все, кто ко мне подходит, - знают они меня или не знают - дядей Ваней зовут. Ветераны, зрители, даже старушки! Для меня это, конечно, знак уважения.
Валерий Попов, председатель Союза писателей Санкт-Петербурга:
- Если искать "лицо Петербурга", то я вижу только Ивана Ивановича Краско. Сильный, спокойный, надежный. При этом с перчиком, с задором, с подковыркой. Тупые, надменные, ленивые, неспособные к делу трепещут от его тяжелого взгляда, твердого голоса. Во всех его многочисленных ролях ему есть что играть - себя. И зритель каждый раз счастлив: есть еще у нас мужики! Не зря книга его прозы называется "Жил один мужик".
Когда звонишь Ивану Ивановичу и говоришь о каком-то важном деле, он сразу откликается: "Приду..." Будто бы он не занят с утра до ночи в спектаклях, съемках, на радио. Недавно меня пригласили в Ломоносов - поговорить о замечательном, несправедливо забытом прозаике Николае Шадрунове. "Вы знаете, - закряхтел я, - тяжеловато! Как раз единственный день, когда намечал отдохнуть!" "Краско будет там читать рассказы Шадрунова!" - "Иван Иваныч? Еду!"