Поделиться
Вышло так, что на товарищеском ужине, устроенном в честь своих лауреатов, президент Международного комитета "Фэйр плей" венгр Ено Камути усадил меня за столик с Эдвином Мозесом и его красавицей женой Мишель. . Разговор превращался во все более откровенный.
К полуночи спросил Мозеса, нельзя ли изложить им высказанное на бумаге. Эдвин глянул на Мишель, та кивнула. Договорились не упоминать лишь некоторых фамилий.
Российская газета: Эдвин, мне бы хотелось поздравить вас и Мишель с призом "Фэйр плей" - Трофеем Жана Боротра за безупречную спортивную карьеру. Кстати, опередили нашу теннисистку Лену Дементьеву. У нее - диплом.
Эдвин Мозес: Спасибо, я не знал, что Дементьева позади, но хорошо, что с дипломом. И здорово, что "Фэйр плей" набирает сторонников. Сегодня спорт как раз и нуждается в духе благородства. Как и в духе честной борьбы. Да, за последние лет 20 спорт здорово изменился.
РГ: И в какую сторону?
Мозес: Ну, здесь не все так прямолинейно просто. Что мне нравится? Из бедных американцев-любителей, которыми мы были на Олимпийских играх, мои соотечественники превратились в хорошо опекаемую, почти ни в чем не нуждающуюся команду.
РГ: Ну, на бедных американцев вы никогда и не тянули.
Мозес: Тем не менее до 1976-го в Монреале никто из великих не обращал на олимпийцев особого государственного внимания. Разве что скромные университетские стипендии, которые выплачивались во время учебы. А потом - крутись сам. И многие заканчивали свой путь в спорте раньше отмеренного. После бойкота Игр 1980-го в Москве все изменилось. В 1984-м, да, именно с тех наших Олимпийских игр в Лос-Анджелесе все изменились. Мы перестали быть бедными родственниками, а превратились в национальную если не гордость, то заботу. И внимание, и поддержка - любая, не только финансовая. И в других странах с американцев начали брать пример. Если команда едет на Игры, то ей помогают. Вот это - по мне.
РГ: А что не по вам?
Мозес: Понимаете, у многих современных атлетов изменилось отношение к спорту. Или, может, к себе? Стали очень беречься. Тренируются гораздо меньше. Я вспоминаю свои утренние пробежки перед основными тренировками на барьерной дорожке. Преодоленными мною милями только мир опоясывать. Мы выбивались из сил, делая результат, борясь с рекордами. И все или почти все делали это честно. По крайней мере, мне так казалось, нет, я был даже в этом уверен.
РГ: Что значит "был"?
Мозес: (Со вздохом, и очень глубоким) Сегодня некоторые предпочитают делать так! (И мой себеседник мускулистой своей рукой сымитировал жест всаживаяния шприца прямо в вену).
РГ: А как же тогда все заверения в честности?
Мозес: Я не знаю, откуда у многих берутся силы, если объем тренировок сегодня меньше, а секунды быстрее. Поражают частенько разыгрывающиеся на финише сцены. Человек должен бы рухнуть после всего совершенного, а он, или она взмывает в воздух, и так пружинисто, словно стрела. Откуда это? Не верю в безграничность нам отпущенного.
РГ: Но не все же так пружинят, не все.
Мозес: Конечно, но некоторые даже великие.
РГ: В свое время я вел долгие беседы с одной вашей соотечественницей. Получая приз "Лучшей легкоатлетке мира" она сама, без напоминаний, не забывала обличать тех, кто пользуется проклятым допингом. Клеймила их так... Ее достижения в спринте, в прыжках в длину, в эстафетах виделись выдающимися.
Мозес: Мэрион Джонс - в числе величайших лжецов большого спорта. Тот вред, что нанесла она, вряд ли сравнится по губительности с чем-либо иным в спорте совершенном.
РГ: Господи!
Мозес: Да-да! Джонс растоптала веру. Что может быть хуже? И сколько всего рассказывалось, вы, что, думаете только вам одному, - о чистоте и благородстве, о борьбе с допингом, о бережном отношении к будущим поколениям. Но, знаете, что из всего Джонс содеянного самое неприятное?
РГ: Что она отправила в ту же допинговую обитель своего первого законного мужа - толкателя ядра?
Мозес: И второго - спринтера, рекордсмена - Монтгомери. Нет, все-таки не это. Джонс не призналась в великом грехе.
РГ: Как не призналась? Даже в тюрьме отсидела, и медали у нее отобрали.
Мозес: А за что ее осудили? Не за допинг, а за ложь, за вранье на суде, за болтовню под присягой. Вот за что, а не за допинг. Ее окружение, все как один, признались: и тренер, и оба мужа - официальный и гражданский, и даже изготовитель этой мерзости. Но не Джонс. Вот что меня так обескураживает.
РГ: Мы договорились - без фамилий, однако этого вопроса не могу не задать. Вы говорили о вере. Иногда некоторые потрясающие результаты в мужском спринте не только радуют. Настораживают тоже.
Мишель (жена Мозеса): Николай, вы когда-нибудь бывали на Ямайке?
РГ: Пока лишь мечтаю.
Мишель: Мечты надо осуществлять. Если вы попадете на этот остров, то поразитесь тому, сколько детей - и каких! - занимаются бегом. Природа, великолепные тренеры, сама морфология превращают их в спринтеров. Да они прирожденные бегуны именно на короткие дистанции.
Мозес: Болт - лучший из всех, кого в гладком спринте дарила нам природа. Явление, происходящее раз в век, никак не чаще. Он поднял легкую атлетику на новый уровень. И потом должен сказать вам, что есть виды, где допинг бесполезен или относительно бесполезен.
РГ: Я бы к этим видам никак не отнес метания. И постоянные дисквалификации знаменитостей подтверждают мои глубочайшие сомнения. Бывает смотришь - и не веришь.
Мозес: Спринт, прыжки в высоту и некоторые другие виды вряд ли вызовут подозрения. Да я все-таки надеюсь, что допинг мы одолеем. В Лозанне - мы с вами на торжествах, посвященных "Фэйр плей". Благородству пока пробиваться тяжело. Но добро должно победить зло.
РГ: И не только в сказках.
Досье "РГ"
Эдвин Мозес (США) выиграл первое олимпийское "золото" на труднейшей дистанции 400 м с барьерами в 20 лет на Играх-76 в Монреале. В Лос-Анджелесе-84 добыл второй титул. Неоднократному рекордсмену мира принадлежит и другое достижение: он никому не проигрывал на коронной дистанции с сентября 1977 по июнь 1988 года, одержав 107 побед подряд! Нынешний президент Академии Лауреас ушел с дорожки в 33 года выиграв бронзу в Сеуле-88.