Поделиться
У курянина-фронтовика Петра Михина - уникальнейшая судьба, редкостная даже на фоне испытаний, через которые прошло все его поколение.
Восходящее имя
Нынешний май в жизни Петра Алексеевича - 91-й. Карьеры в обычном понимании (как продвижения по должностям и ступеням) у него как бы и не было. Воевал в артиллерии. В бой вступил подо Ржевом ускоренно подготовленным из студентов лейтенантом - служил начальником разведки дивизиона, командовал взводом управления, огневыми взводами, батареей, дивизионом. "Всего лишь" в этой должности, капитаном и закончил Вторую мировую войну - участием в броске из Забайкалья через пустыню Гоби, хребет Большой Хинган и разгроме Квантунской армии японцев.
Лейтенант - капитан. Какая уж тут особая карьера, да?
Вернулся с фронтов с пятью боевыми орденами, в том числе - Александра Невского, которым, как известно, награждали офицеров исключительно за мастерское управление подразделениями в боевых ситуациях. Но - без звезды Героя Советского Союза. Хотя в послужном списке этого офицера насчитывается множество ярчайших эпизодов, почти любой из которых вполне мог быть отмечен высшей наградой Родины. Почему так случалось и с ним, и с другими фронтовиками, подполковник (язык не поворачивается сказать "в отставке") Михин осмыслит сам и расскажет всем много позже после войны.
В мирное время имя Петра Михина тоже как-то не "просияло" среди имен приближенных к власти руководителей и активистов курских ветеранских советов. Однако этот человек выполнил (и продолжает по сей день!) колоссальнейшую воспитательную работу. Как преподаватель Суворовского училища, которого и сегодня чтят бывшие воспитанники в возрасте на восьмом десятке лет, с полковничьми и генеральскими погонами. Как педагог, три десятилетия возглавлявший Курский институт усовершенствования учителей. А теперь, наконец, как автор книг и сотен газетных публикаций во имя того, чтобы ничто и никто не смогли замутнить правду о войне и о подвиге народа никакой идеологической или конъюнктурной взвесью.
Его книгу с предельно простым названием "Война, какой она была" впервые издали в Курске мизерным тысячным тиражом только в 2002 году, в 2004-м переиздали. Но затем она появилась и в исполнении столичных издательств. А в феврале прошлого года ее в сокращении, под заголовком "Пушки против рейха" выпустило лондонское издательство "Перо и шпага". Петр Алексеевич улыбается, читая предисловие в переводе с английского: самую страшную войну они называют "военным конфликтом", а воевал он, оказывается, "на восточном фронте". Для него-то фронт был все-таки "западным". Но русский-курский автор, который с суперобложки смотрит на сегодняшнюю заграницу юным-юным, еще 20-летним мастером артиллерийского огня, в целом доволен: "Пусть и на Западе люди знают, как воевал русский человек, какой вклад он внес в разгром фашизма и какие жертвы положил на алтарь победы!.."
В курских, ржевских, тверских, украинских и белорусских газетах то и дело появляются его новые публикации. А после того, как в самый канун мая о ратных делах Михина рассказал телеканал "Россия-1", на его телефоны обрушился шквал звонков. Интерес понятен: его свидетельства о войне бесценны, таких свидетелей, как он, среди живущих, увы, почти нет…
Не убит подо Ржевом
Михин провоевал на передовой больше трех лет, где средний срок жизни командира взвода исчислялся сутками, командира роты - неделей, а командира батальона - месяцем. Был трижды ранен, дважды контужен, но выжил. Причем выживал многократно в самых невероятных ситуациях.
Всю войну сражался в составе 52-й дивизии 30-й армии, которая все время была сориентирована на лобовые атаки в сторону Ржева. За это время в дивизии трижды обновился боевой состав. Невероятно, что он выжил во множестве переделок подо Ржевом, где, как сказано в песне Михаила Ножкина, "от крови навечно земля порыжела". Но "гарантированно" смертельные переделки сопутствовали ему на всем боевом пути от Ржева до Порт-Артура через Сталинград, Курскую битву, Украину, Молдавию, Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию, Австрию, Чехословакию…
Собственно, погибнуть вместе со всей батареей лейтенант Михин должен был уже в самом первом бою. В тот раз от верной смерти спасло то, что в ночной темноте он оборудовал огневые позиции не там, где было намечено накануне, а на склоне, обращенном к врагу. Хорошо, хоть надежно зарылись-замаскировались. После первых же выстрелов фашисты открыли по его батарее такой встречный огонь, что "перепахали" снарядами каждую пядь земли. Но только не там, где она стояла, а где должна была стоять "по науке".
В другой раз его спасло солдафонство старшего командира, который, когда были введены погоны, потребовал, чтоб они "стояли як у архангелов крылья". Бойцы понаставили себе фанерных подкладок, а ему - стальную пластинку из обломков сбитого самолета. Во время бризантного немецкого артобстрела, когда снаряды рвались в воздухе над головами, мелкий осколок, летевший в сердце, пробил эту пластину насквозь и дальше одежды не прошел, только мощью удара плечо сделал черным…
Тот же командир дивизиона, отправляя его из окруженного немцами Барвенково с донесением без шанса выжить, пожалел дать разведчика - "Все равно вам хана!" - и выделил в сопровождение "никчемного" ездового - при авианалете тот запутался в полах шинели, упал сам и повалил Михина. Благодаря этому они как раз не добежали десяти - двадцати метров до точки разрыва бомбы…
В одной из своих новелл Петр Михин прямо под номерами вкратце пересказал 29 эпизодов, когда он был стопроцентно обречен и каким-то чудом остался в живых. Только чудо могло придать немыслимой быстроты реакции, когда из-за ошибки командира батальон въехал на грузовиках с прицепленными к ним гаубицами в село, занятое немцами, и мгновенно открыл огонь с ходу, прямо с передков, ошеломив и уничтожив врагов. "Спрашивается, - недоумевает он сам спустя годы, - кто в одно мгновенье влил в нас разум, смелость, быстроту и взрывной напор?" А кто "подстроил" так, что во время атаки 40 танков на его две батареи Михин, сам заменивший убитого наводчика, в момент выстрела откинул голову от прицела и увидел слева-сзади блеск гусеницы наезжавшего танка, кувырком через голову успел-таки выскочить из-под него?..
Если, действительно, есть судьба, провидение, то они его сделали избранником - определили выжить там, где ничто не спасало. А потом подарили долголетие и редкостную работоспособность, чтобы он от имени миллионов полегших за Родину, которые сами уже ничего не расскажут, поведал миру "неубиваемую правду передовой". И он это свое предназначение исполняет поныне. И около 2 марта, когда отовсюду Петру Алексеевичу шли поздравления с 90-летием, и вот уже к празднику Победы курские газеты публикуют его новые публицистические статьи - бесценные свидетельства, которыми, кроме него, уже мало кто поделится с молодыми. И мало кто так авторитетно может поправить тех, кто, касаясь истории войны, вольно или невольно наводит тень на плетень.
В полный рост
"Что, - спрашивает своего читателя Михин, - самое страшное на войне?" И разъясняет: "Самое страшное на войне - это когда тебя долго не убивает…" Он и мне, корреспонденту "РГ", говорит: "Не-е, что ты!" - это на мой вопрос, думал ли уцелеть. Глядя, как ежедневно косит людей смерть, конечно же, ждал в любую минуту и своей неминуемой участи. А не убивает и не убивает! И тогда с психикой человека происходит нечто невообразимое. Цитирую Петра Алексеевича: "Случается это с немногими, потому что на передовой долго не проживешь: или убьют, или ранят". Те "немногие", которых судьба необъяснимо хранила, называли друг друга "неубиваемыми". Счастливчики? Да как сказать… Одна из самых потрясающих сцен в его воспоминаниях - "прогулка" под артогнем на пару с командиром батальона Морозовым - таким же "неубиваемым", как и Михин. Морозову, уставшему ждать смерти, 30 лет от роду, Михину - 22. Именно по ним двоим, идущим по лугу, начала пристреливаться, а потом открыла шквальный огонь на поражение немецкая батарея. Михин вжался в землю, а Морозов стоит в полный рост. "Ты чего?!" - "Хочу посмотреть, как ты надеешься выжить…" И дальше они пошли, не прячась, в круговерти разрывов и метелью летавших осколков… Не храбрились - "просто" настал миг, когда уже невмоготу сделалось ждать неминуемой гибели.
На страницах его книг запечатлена не только героическая гибель бойцов в боях с врагами, но и расстрелы ни за что ни про что вырвавшихся из окружения офицеров. Страх перед возможной расправой с клеймом "предатель" он и на себе сполна прочувствовал, когда, угрожая трибуналом, его заставили вытащить от немцев оставшиеся там пушки, раздавленные танками.
Михин четко прочерчивает грань между жизнью на передовой и жизнью в ближних тылах. Что интересно, он никого не судит, а уточняет, как оно было. Да, на фронте у каждого было свое, приказом определенное ему место, и всякая военная работа была важна, но не надо только уже после войны "переселяться" на передовую тыловикам. По-доброму иронизирует: даже, мол, на ветеранских встречах кто куда торопился, когда приезжали на места боев: одни заросшие травой окопы искали, а другие - запомнившиеся им хаты. "Это нормально, - смеется, - человек всегда стремится вернуться туда, где ему было либо очень тяжело, либо очень приятно".
И возразить Петру Алексеевичу никто не может. Тот, кто на передовой был, только подтвердит, что так и было. А кто не был, что скажет?