Поделиться
Он снимал британскую королеву и Тони Блэра, Энтони Хопкинса и Аль Пачино, музыкантов, продюсеров, архитекторов и певцов... Его фотографии выпускают не только в книгах, но и на DVD в музыкальном сопровождении.
Выставка Кэмбриджа Джонса "Королевская власть, политика, Голливуд", которая расположилась в ГУМе, завершает международный фестиваль "Мода и стиль в фотографии".
Российская газета: Говорят, британцы славятся эксцентричностью, в том числе в одежде. Но на ваших фотографиях даже бунтарка Вивьен Вествуд выглядит сдержанной элегантной дамой. Во время съемок вам приходилось бороться с эксцентричностью героев или, наоборот, ее поощрять?
Кэмбридж Джонс: Вообще-то моя проблема в Англии сегодня - заставить людей нарядно одеться. Все хотят сниматься в джинсах и спортивной майке. Мне кажется, британцы стесняются быть эффектными. Скажем, если я прошу человека во время съемки надеть солнечные очки, то в Англии (и, похоже, только в ней) эта просьба ввергает людей в ступор.
РГ: Возможно, потому что в туманном Альбионе от солнца нет нужды защищаться?
Джонс: Может быть. Но они не хотят курить во время сессии. Они приезжают, стараясь выглядеть как можно хуже. Считают, что это круто. Для меня как фотографа это кошмар. Приходится переносить съемку на другой день.
РГ: Это единственная трудность, к которой надо быть готовым, снимая знаменитостей?
Джонс: С трудностями никогда не угадаешь. У меня была одна удивительная история, приключившаяся на съемках Ширли Бэсси, певицы, которая записала песни для фильма про Джеймса Бонда. Она дама известная, и я думал, что съемки будут непростыми.
Но ошибся. Фотосессия проходила в известном лондонском отеле. Мы встретились, выпили по бокалу шампанского, поболтали. Выяснили, что оба из Уэльса. Через полчаса съемок мы так развеселились, что лихо перевернули вверх тормашками столик, за которым работали премьер-министры и министры, останавливавшиеся в этих апартаментах. Фотографии получились, на мой взгляд, очень забавные. По крайней мере, певице понравились. Она собиралась их использовать для рождественских открыток.
Bдруг раздается звонок из отеля. Парень, который отвечал за съемку в отеле, сказал, что если я использую эти фото, он потеряет работу. Я был в шоке. Почему? Потому что они не соответствуют имиджу отеля. Понятно, что это была просьба. В договоре о съемках ничего такого не упоминалось. У меня был соблазн использовать эти фотографии. В конце концов Ширли приняла решение за меня, и мы от них отказались. Так что иногда зависишь от того представления о фотографии, которое существует в голове управляющих отелем.
РГ: Вы как-то сказали, что на ваше творчество повлияли Сесил Битон и Дэвид Бейли. Но они очень разные. Битон - денди, начинавший карьеру в конце 1920-х и закончивший фотографиями свингующего Лондона 1960-х... Бейли же - воплощение бунтарских 1960-х. Он был настолько легендарной фигурой, что послужил для Антониони прообразом фотографа в "Фотоувеличении". Почему вы выбрали их в качестве вдохновляющего примера?
Джонс: Если честно, Сесил Битон на меня не слишком повлиял. Наверное, я упомянул его однажды в интервью, потому что Битон, Браун и Бейли - это три фотографа, очень известных в Британии. Для меня снимки Битона чересчур театральные. Они очень интересны. Но меня больше привлекает голая правда портрета, не утяжеленная декорациями. Думаю, Битон привлек меня, поскольку он явился ниоткуда и вдруг стал востребованным, модным. Я тоже пришел в фотографию не из художественной среды.
Если говорить о влияниях, то правильнее было бы упомянуть Ирвина Пенна и Дэвида Бейли... Если вы откроете мой набор осветительных приборов, то найдете там книгу Ирвина Пенна. Часто я показываю его снимки своим героям, чтобы напомнить, каким простым может быть портрет.
Дело в том, что как только вы встаете перед объективом, вы мгновенно чувствуете себя некомфортно. Иначе вы не человек или - модель. Ирвин Пенн придумал фантастически простую вещь. Он создал закуток, в котором тело вынуждено приспосабливаться к тесноте, и помещал в него своих персонажей. Человеку не нужно было придумывать, что бы такое изобразить. Он вынужден был просто реагировать на пространство. И в этот момент забывал о направленном на него объективе. Человек "приоткрывался".
РГ: Хельмут Ньютон говорил, что старался использовать съемки на заказ для собственных художественных целей. Вы используете заказы в корыстных арт-целях?
Джонс: Я не принимаю заказ, если не получаю свободы в его выполнении. Мне интереснее снять 40-200 портретов для книги или выставки, представив свое видение темы, чем сделать заказную съемку для глянцевого журнала, когда вокруг 15 человек, которым платят большие деньги за то, чтобы они путались под ногами.
Я не к тому, что участники съемок плохо делают свою работу. Ровно наоборот: они делают ее превосходно. Но если вам платят большие деньги за прическу или стайлинг, тогда вы инстинктивно тянете одеяло на себя. Главной оказывается прическа, а не творческий процесс съемок. Если визажист тебя останавливает каждую минуту, чтобы поправить человеку ресницы, довольно трудно чувствовать себя непринужденно. Поэтому, по-моему, чем меньше людей на съемочной площадке, тем лучше. И для фотографа, и для героя.
Для меня во время съемок главное не технические ухищрения, а отношения с человеком, которого снимаешь. Лучший способ сделать портрет - понять человека. А для этого надо общаться, разговаривать... А кроме того, когда съемка уже сделана, мне важно выбрать именно тот снимок, который соответствует характеру человека.
Что касается границы между искусством, и фотографией, и модой, то меня не слишком интересует, где она проходит. Я просто люблю фотографию. Можно увидеть фантастическую фотографию на боку автобуса. Или обнаружить в арт-галерее полную ерунду.
РГ: Вы закончили Оксфорд, где изучали политические и экономические науки. Почему вы предпочли фотографию политике?
Джонс: Я учился с Дэвидом Кэмероном, который сейчас премьер-министр Англии. Иногда списывал у него лекции. Для меня было очевидно, что он хороший политик и не очень хороший фотограф. А я довольно неплохой фотограф и неважный политик. Так что я оставил занятия политикой ему.
РГ: Говорят, вы играли на барабане. Мне, признаться, трудно найти связь между музыкой и фотографией...
Джонс: О, для меня они тесно связаны. По возможности, я использую в своих проектах и то, и другое. И я обожаю снимать музыкантов. У них творческая душа. Музыканта я могу попросить раскачиваться на люстре, и он может согласиться. Но я не могу об этом попросить Тони Блэра. Политики интеллектуалы, но таких просьб не поймут.
А с барабаном связана довольно смешная история. Я учился на нем играть, чтобы сыграть одну роль.
РГ: Вы еще и актером были?
Джонс: Очень недолго. В одном британском сериале. Чем меньше вы о нем спросите, тем лучше. Так вот, у меня был друг француз, музыкант и продюсер, он меня и позвал играть на барабане для песни в одном фильме. Мы сыграли. Фильм вышел. Все выглядело нормально. А потом, когда фильм на видео попал в топ, они выпустили диск с песней, не сказав ничего мне. Я-то был за барабаном. Но не очень попадал в ритм. Все же я не учился этому долго. К тому же они еще в выходных данных назвали меня барабанщиком. Так что я выглядел ужасно.
А вообще-то я играю на кларнете. Музыку очень люблю - всю. От Вагнера до "Битлз", от Баха до Дилана. День без фотографии и музыки я считаю пропащим.