Двадцатисерийный телевизионный фильм Николая Досталя "Раскол" (авторы сценария М. Кураев и Н. Досталь, продюсеры Д. и В. Досталь), о котором я начал рассказывать неделю назад, разворачивается по всем законам исторического романа-эпопеи.
Ключевые конфликты русского ХVII века: борьба старых и новых символов православной веры, противостояние светской и церковной власти, воссоединение славянских народов, сближение с Европой и отторжение от нее - стягивают воедино всех героев этого телевизионного эпоса. От царя Алексея Михайловича (Д. Тихонов) и шестого Патриарха Московского Никона (В. Гришко) и их приближенных, до простых крестьян, которые впервые со времен крещения Руси оказались в ситуации духовного выбора, тягостного для людей изначально подневольных. Но тем не менее личного выбора, где каждый сам для себя должен был решить вопрос об обрядах и символах веры. И поэтому для создателей "Раскола" дороги все герои. От мальчишки - поводыря слепцов (А. Соколовский), чье пение зачинает эту эпопею, и который в последней серии окажется кормчьим на ладье, что повезет инока Никона из Кириллово-Белозерского монастыря, места его последнего затворничества, в Москву. До протопопа Аввакума (А. Коротков), неистовство которого по защите старых символов веры не умерят никакие земные страдания. После пятнадцати лет сидения в яме, в Пустозерье, он примет костер как свою Голгофу и благодать.
"Раскол" - картина многонаселенная, очевидно, что на всех персонажей ее авторам не достает экранного времени, хотя каждый из них мог бы стать героем самостоятельного фильма. Что боярыня Морозова (Ю. Мельникова), что даурский воевода Пашков (И. Яцко), мучитель Аввакума, что Артамон Матвеев (И. Козин), жалованный боярин, один из самых образованных русских людей ХVII столетия.
Увлеченность создателей "Раскола" интереснейшим историческим материалом, желание максимально полно рассказать о сквозных сюжетах второй половины XVII столетия неизбежно приводит к некоторым досадным скороговоркам, вроде упоминания о совсем непростых отношениях Москвы с гетманом Богданом Хмельницким и его преемниками, которые то шли на союз с царем Алексеем, то предавали его. Но все подобные - и, пожалуй, что неизбежные - огрехи этой телевизионной работы искупаются принципиальной художественной удачей ее авторов: в столкновении мощных характеров они приводят зрителей к пониманию того, что бытие народа и человека, лишенное идейных смыслов, недостойно, но и не одной идейной борьбой оно исчерпывается.
Как и водится в настоящих исторических произведениях, стержень "Раскола" - это непримиримый диспут о судьбе России, судьбе государства и судьбе православной веры, персонифицированный в героях страстных и неукротимых. Даже в "тишайшем" Алексее Михайловиче взрывается эта неумная воля к утверждению своих идей и достижению поставленных целей. Чего уж говорить о неистовых противниках - Никоне и Аввакуме! Этот вечный русский спор об истинной вере, церковной и внецерковной, унес миллионы людей и в ХVII и в ХХ столетиях.
Из-за фигур речи и верности тем или иным обрядам гибли лучшие из лучших и худшие из худших. И без меры - те, кто не были ни лучшими, ни худшими. Но у бытия человеческого есть и свой замысел, не укладывающийся в словесные смыслы. И вовсе не по оплошности, Гёте некогда произнес слова, которые озадачили многих философов: "Жизнь выше идей".
И хотя диспут о смысле жизни и веры определяет сюжет этого фильма, вовсе не случайно в этой ленте так много пейзажей: красота русской земли открывается и в ласковых уголках Подмосковья, и в возвышенной суровости Соловецких островов, и в грозной безбрежности Сибири (оператор Э. Мельников). И так же не случайно царь Федор Алексеевич (И. Соловьев), который за короткие годы своего правления (он умер 20 лет отроду) пытался соединить столь необходимые России перемены в государственном управлении, финансах, военном деле, науке и ремеслах с максимально возможной гуманизацией всего уклада русской жизни, с таким восторгом и умилением говорит о красоте своей земли. В такой-то красоте разве можно неистовствовать и уничтожать свой народ! Его младший брат Петр Алексеевич докажет, что можно. Да и не только он.
Церковная реформа царя Алексея Михайловича и Патриарха Никона была продиктована как государственной, так и конфессиональной необходимостью. Московское царство становилось защитником православия в Малой и Белой Руси, объединяя все соседние славянские народы, некогда составлявшие Киевскую Русь, а потому должно было упорядочить все православные обряды и богослужебные книги. Потребность в упорядочивании богослужебных книг и обрядов существовала еще до начала раскола - кружок "ревнителей благочестия" объединял людей, которые вскоре окажутся непримиримыми врагами. Протопоп Аввакум и отец Иван Неронов (А. Коршунов), приверженцы староотеческих традиций, были людьми веры и молитвы, их отношения с небесами были выше любых земных целей. Любовь к Господу была высшим смыслом их личного существования. И они пытались открыть эту веру и любовь своей пастве. Они отстаивали права веры, утверждая торжество молитвенности над любой земной властью. В этом, а не только в споре об обрядах состоял их конфликт с деятельным и знающим толк в мирских делах шестым Патриархом Московским. Никон был не только церковным, но и государственным реформатором, желающим разделить власть с царем. Он хотел в земной жизни добиться для церкви всех прав, которыми обладало государство. Для царя Алексея и патриарха Никона важно было сделать Москву "Третьим Римом", центром православного мира, ибо Русь к тому времени стала крупнейшим православным государством. Восточные патриархи, вершители судеб православия от Александрии до Иерусалима держали свои кафедры на землях Оттоманской империи. И потому столица Московского царства должна была стать самой почитаемой православной столицей. Именно для этого нужно было упорядочить церковные обряды и книги по греческому образцу, чтобы они были понятны и в Антиохии, и в Киеве, и в Охриде. Именно поэтому вместо русских священнослужителей, которые занимались исправлениями в церковных книгах, Никон в 1653 году призвал украинских, что вызвало гнев у всех ревнителей староотеческих традиций. И в том же году потребовал неукоснительно креститься тремя перстами, хотя Стоглавый собор 1551 года утвердил двоеперстие. Но тремя перстами осеняло себя большинство православных за пределами Московского царства, и ни царя, ни патриарха не останавливало, что путь к "Третьему Риму" будет освещен кострами, в которых вознесутся к небесам русские люди, которые так же, как они, желают блага своему Отечеству. Разве что, молятся за него не по новому образцу.
Выше закона только справедливость, а выше справедливости - милосердие и прощение. Авторы "Раскола" приводят к пониманию этих истин неспешно, но последовательно. И в этом - высший смысл этого удивительного фильма, который важно увидеть и понять в нашей суетной и полной необязательных компромиссов жизни.