1100 лет назад Анна Ахматова написала стихотворение, в котором есть четыре поэта

100 лет назад в Царском Селе было написано стихотворение, ставшее местом встречи трех поэтов из разных эпох. Впрочем, был и таинственный четвертый…

Из цикла "В Царском Селе"

Смуглый отрок бродил по аллеям,
У озерных грустил берегов,
И столетие мы лелеем
Еле слышный шелест шагов.

Иглы сосен густо и колко
Устилают низкие пни...
Здесь лежала его треуголка
И растрепанный том Парни.

Анна Ахматова, 24 сентября 1911 года

Анна Андреевна Ахматова написала эти восемь строк в 1911 году. С тех пор минул целый век, но этот маленький шедевр так и остался недосягаемо прекрасным. Быть может, лучшим из всего, что написано в стихах о Пушкине-лицеисте.

В этом стихотворении двадцать восемь слов - как двадцать восемь осенних шагов. Ахматова не называет Пушкина, мы не видим его, только угадываем его присутствие.  Он где-то рядом "бродит по аллеям". Как это точно: подростки ведь не гуляют, они именно бродят. Когда им грустно, они прячутся. И если садятся с книжкой, то не на скамейку центральной аллеи, а где-нибудь в глуши парка, на пеньке.

Пушкинская треуголка на пеньке - к ней можно прикоснуться, она достоверна так же как сосновые иголки, как шелестящие под ногами листья и озерные берега…

Блистательный литературовед и педагог Эдуард Бабаев познакомился с Ахматовой подростком. Он вспоминал: "Может показаться странным и даже смешным, но мне всегда казалось, что разговоры с Анной Ахматовой о Пушкине имеют какое-то таинственное влияние на природу. Если в начале разговора, например, шел дождь, то в конце его непременно светило солнце…"

Но вернемся к забытой на пеньке треуголке. Стихотворение о Пушкине-лицеисте было написано в 1911 году (тогда отмечалось столетие Царскосельского Лицея) и с тех пор треуголка из ахматовского стихотворения стала таинственно странствовать по русской литературе.

Вот не проходит и двух месяцев после того, как Ахматова написала о "смуглом отроке", и Михаил Кузмин пишет (6 ноября 1911 года):

С какой-то странной силой
Владеют нами слова,
И звук немилый иль милый,
Как будто романа глава…

Когда назовут вам волка -
Сугробы, сумерки, зверь.
Но слово одно: "треуголка"
Владеет мною теперь.
Конечно, тридцатые годы,
И дальше: Пушкин, лицей…

В 1925 году в эмигрантской рижской газете появляется рассказ "Треуголка Пушкина". Его автор, исторический романист Иван Лукаш, повествует о приключениях пушкинской треуголки. По версии писателя Александр Сергеевич всю жизнь хранил свою лицейскую треуголку. И вот поэт погибает, а треуголка оказывается в руках жуликоватого камердинера, который пытается продать сей драгоценный головной убор. "До вечера с треуголкой и шкатулкой под мышкой ходил слуга… из трактира в трактир. Треуголку не брали - грош ей цена: молью проточена…"

Конечно, это фантазия, да еще очень обидная для безупречной репутации пушкинского камердинера Никиты Тимофеевича Козлова. Но невольно начнешь сомневаться: а была ли вообще на свете эта треуголка? Не привиделась ли она Ахматовой? И правда ли, что лицеисты ходили в треуголках?

Да, треуголки были в Лицее парадным головным убором вплоть до 1917 года, хотя еще в начале девятнадцатого века они вышли из моды и считались данью минувшему восемнадцатому столетию.

Первое время лицеисты ходили в том, в чем приехали из дома, поскольку форма для каждого из них шилась индивидуально и довольно долго. Юрий Тынянов в десятой главе второй части романа "Пушкин" описывает, как лицеисты "ходили вместе к примерке, и, наконец, одежды их были готовы. Как зачарованные смотрели они друг на друга, примеряя круглые пуховые шляпы. На них были летние куртки с панталонами.., полусапожки. Вид их внезапно изменился. Директор… велел примерить парадные треугольники и суконные фуражки на каждый день, а потом эконом все запер на замок…"

А теперь обратимся к Парни, чей "растрепанный том" юный Пушкин читал в глуши Царскосельского парка. Почему растрепанный - понятно.  Парни не было в лицейской библиотеке, его книга мог лишь тайно ходить по рукам лицеистов.

Старший современник лицеистов поэт и граф Эварист Дезире де Форж Парни привлекал подростков своей любовной лирикой - не столько талантливой, сколько  откровенной. Богоборческие мотивы также казались еще диковинкой. Редкий поэт в ту пору не начинал с переводов и подражаний  Парни. Не избежал увлечения его творчеством даже дедушка Крылов. Из лицеистов Парни переводил Алексей Илличевский.

Юный Пушкин, возможно, чувствовал во французском поэте и близкий ему темперамент. Уроженец одного из островов в Индийском океане, Парни был отчасти африканцем. Влияние его любвеобильной поэзии на Пушкина прослеживается вплоть до середины 1820-х годов.

Но вот сейчас я вдруг засомневался: а мог ли Пушкин-лицеист бродить по аллеям царской резиденции с томиком сомнительного автора, рискуя попасться не только надзирателю, но и самому государю? Кстати, надзиратель Мартын Пилецкий, характеризуя Пушкина, сетовал, что его подопечный читал "множество французских книг, но без выбора, приличного его возрасту…"

Карамзин, как раз в эту пору познакомившийся с Пушкиным, сетовал на слишком либеральное воспитание в Лицее, и предлагал отправить юное дарование в один из немецких университетов.

И все-таки за кругом чтения лицеистов приглядывали. Поэтому, скорее всего, томиком фривольного Парни поделился с Пушкиным кто-то из царскосельских гусар, вернувшихся из заграничного похода. Но Пушкин вряд ли стал бы рисковать  чужой книгой и носить ее с собой. Очевидно, юный ценитель поэзии сделал выписки в свою "потаенну сафьянную тетрадь", для которой устроил тайник на нижней полке лицейского книжного шкафа.

А что действительно любил брать Пушкин на прогулки - это известно от самого Пушкина. В стихотворении "Городок" пятнадцатилетний отрок простодушно рассказывает о своих книжных пристрастиях:

На полке за Вольтером
Виргилий, Тасс с Гомером… 

И дальше:

…Люблю с моим Мароном
Под ясным небосклоном
Близ озера сидеть…

Марон - это все тот же Вергилий, полное имя которого: Публий Вергилий Марон. Вот кто мог спокойно лежать на пеньке рядом с треуголкой!

Лицеисты изучали латынь и разбирали Вергилия в подлиннике, но на берегах царскосельских озер Пушкин читал "мантуанского лебедя" (так Вергилия звали современники, памятуя, что великий поэт родился близ Мантуи)  во французских переводах.

Трудно найти поэтов более контрастных, чем разнузданный циник Парни и смиренный праведник Вергилий. Парни для молодого русского читателя был замочной скважиной, Вергилий - Тихим океаном.

Когда на выпускном экзамене Пушкин в присутствии Державина читал свое "Воспоминание в Царском Селе", а потом смущенный убежал и спрятался - это был поступок в духе древнеримского поэта. О Вергилии современники вспоминали: "Он был застенчив: когда на улицах народ сбегался посмотреть на знаменитого поэта, он прятался в первый попавшийся дом".

Рассказывая все это, я вовсе не отвергаю "растрепанный том Парни". Ахматова положила его рядом с треуголкой - и это навсегда. Но как не почувствовать в скорбных строках Анны Андреевны таинственного присутствия Вергилия, его, как говорил Сергей Аверинцев, "чудной серьезности, не разрушенной опытом…"

20 сентября исполнилось 2030 лет со дня смерти поэта, предсказавшего в четвертой эклоге "Буколик" рождение младенца Христа. Вергилий умер от солнечного удара.