Предприятия и организации всех форм собственности сегодня нуждаются в хороших юристах не меньше, чем в хороших управленцах. Но оказывается, юридические вузы готовят очень мало таких специалистов.
Факультет правовой службы в народном хозяйстве был образован в Свердловском юридическом институте в 1976 году - тогда еще немногие задумывались о том, что не только правоохранительным органам, но и предприятиям нужны квалифицированные юристы. О сегодняшних проблемах подготовки юридических кадров для бизнеса корреспондент "РГ" беседует с директором института права и предпринимательства УрГЮА Владимиром Белых.
Российская газета: Владимир Сергеевич, если сравнить число первокурсников в вашем институте и институте прокуратуры, окажется, что будущих прокуроров в несколько раз больше. Вам такой численный перевес обвинителей не кажется противоестественным?
Владимир Белых: Действительно, в этом году у нас только две группы первокурсников. Мы практически вернулись на исходные позиции 1976 года. С той лишь разницей, что тогда все 60 человек были приняты на бюджетные места. А сегодня бюджетных мест всего 15. Правда, еще несколько лет назад мы все же набирали по пять групп. Ничего не поделаешь - демографическая яма.
РГ: Но ведь уменьшение количества выпускников школ - не единственная причина снижения интереса к профессии?
Белых: Безусловно, с демографической проблемой столкнулись все вузы. Но по сравнению с другими институтами УрГЮА наш, ориентированный на подготовку юристов для бизнеса, оказался в самом тяжелом положении. А дело, на мой взгляд, в том, что в современной России сложился такой стереотип (главным образом у родителей), что ребенку по окончании юракадемии лучше устроиться в системы правоохранительных, судебных органов либо в структуры государственной или муниципальной власти. Считается, что именно там работать престижнее, безопаснее и перспективнее. Бизнес же, напротив, в представлении обывателей - это нечто криминальное и опасное. Еще одна немаловажная, на мой взгляд, причина заключается в том, о чем я уже упомянул: количество бюджетных мест в нашем институте в последние годы резко сократилось.
РГ: Но ведь сокращение бюджетных мест - это общая тенденция. Все вузы уменьшают набор на гуманитарные специальности.
Белых: Да, количество бюджетных мест сократилось и в юридической академии в целом, но при этом произошло и их перераспределение внутри вуза. Например, у института прокуратуры сегодня 180 бюджетных мест (в том числе и по договору о целевой подготовке кадров с генпрокуратурой), а у нас, как я уже говорил, - всего 15 (плюс 7 целевиков). Если принять во внимание такое соотношение, то становится ясно, что абитуриенты скорее пойдут на ту специальность, где шанс поступить на бюджет выше.
Вообще, я считаю, при таком огромном количестве бюджетных мест для института прокуратуры может возникнуть конфронтация между юристами от бизнеса и от государства.
РГ: То есть государство заказывает вузу главным образом будущих работников прокуратуры и правоохранительных органов? Может быть, бизнесу логично оплачивать целевую подготовку юристов для себя?
Белых: Бизнес проявляет какую-то непонятную с моей точки зрения инертность. В Советском Союзе координацией деятельности по подбору кадров для учреждений народного хозяйства занималось министерство юстиции. К большому сожалению, сейчас нет организации, которая координировала бы подготовку юристов для коммерческих предприятий. Объединения работодателей, такие как Торгово-промышленная палата, Российский союз промышленников и предпринимателей, не проявляют инициативы по поводу целевой подготовки студентов-юристов. Конечно, мы пытаемся сами налаживать сотрудничество: в свое время были заключены контракты с Магнитогорским металлургическим комбинатом, УГМК, НТМК. Но еще одна проблема: самим предприятиям нужно систематически заниматься этой работой, подбирать будущих абитуриентов, постоянно быть в контакте с вузом.
РГ: А почему руководители предприятий, по вашему мнению, этой работой пренебрегают?
Белых: Одна из причин заключается в том, что кадровые службы, занимаясь подбором юристов, часто руководствуются принципом "свой-чужой". К тому же предприятия если и взаимодействуют с вузами, то в основном с профильными: техническими, строительными, экономическими. Им нужны один-два юриста, и все. Найти их, как правило, труда не составляет. Правда, вопрос о квалификации специалиста в этом случае остается открытым.
РГ: Выходит, уже со студенческой скамьи юристов для бизнеса готовят отдельно от тех, кто будет работать в госорганах? А стоит ли усугублять уже и без того существующее противоречие между госслужащими и теми, кто их содержит, платя налоги?
Белых: Я все больше склоняюсь к тому, что нам не стоило бы делить студентов на такие узкие специализации, которые существуют сегодня. Я имею в виду подразделения академии: институты юстиции, прокуратуры, права и предпринимательства. Возможно, стоит готовить юристов, которые в равной степени сведущи во всех сферах права, как это делается в других вузах, например в МГУ или в СПбГУ. Уже по окончании университета ребята определятся, куда им идти работать. В Европе и США картина примерно та же: все юристы обучаются по единой программе, а если кто-то хочет получить углубленные знания по отдельным дисциплинам - пожалуйста. Заключается соответствующий договор. В Великобритании, например, дополнительно три года можно изучать только налоговое право или только законодательство об интеллектуальной собственности.
РГ: Вы считаете такую систему более эффективной?
Белых: Да. Понимаете, у нас сегодня учебные программы институтов часто дублируют друг друга. Например, институт юстиции готовит судей. Но институт права и предпринимательства тоже готовит судей. Они, как и мы, готовят адвокатов. Это совершенно ни к чему. Я за то, чтобы не устраивать внутреннюю нездоровую конкуренцию, которая сегодня, увы, существует.