"Письмовник" стал самым популярным в мире романом Михаила Шишкина. Любовь и смерть, соприсутствие всех времен и эпох в одном пространстве-времени, тонкая грань, отделяющая реальный мир от иллюзорного, мертвых от живых - все эти и иные мотивы нового шишкинского романа оказались востребованы театром.
О театральном потенциале философской мелодрамы Михаила Шишкина мы говорили с режиссером нового спектакля МХТ им. Чехова "Письмовник" Мариной Брусникиной.
Российская газета: В программке к спектаклю сказано, что он о любви.
Марина Брусникина: В самом романе говорится, что он про смерть. Но если сказать так зрителю, то сразу напугать его. Я бы ответила на этот вопрос сложней: смысл жизни в преодолении страха смерти. Возможно, мы живем, чтобы понять, что смерть есть продолжение жизни. Это общее пространство людей и смыслов, вне времени и пространства, их жизней, фантазий, их несостоявшихся любовей... Поразительный роман! Без времени и пространства, вернее, с единым временем-пространством. К этому роману все очень лично подключаются. Не было ни одного актера, который бы, репетируя, не начал рассказывать свою историю, свои переживания, связанные с мотивами романа.
РГ: А как происходило ваше "подключение" к роману?
Брусникина: Я собиралась делать совсем другую работу. Но Олег Павлович Табаков, который читает, кажется, все на свете, дал мне роман Шишкина. Я прочитала три страницы "Письмовника" и поняла, что буду это делать.
РГ: При всей своей изысканности роман Шишкина очень простой и здоровый - он все же не только о смерти, но и о любви. Сегодня доминирует взгляд на театр как болезненную терапию, потребность открыть в себе ужасное, пограничное, страшное. Вам вообще болезненное, темное не интересно?
Брусникина: Мне кажется, это в театре уже было не раз. Накапливается разрушительная энергия, когда хочется перевернуть все устои. И все начинает ломаться. Это правильно и полезно, потому что рождается новый взгляд, проливается новый свет на хорошо известное. Это нормально. Но каждый выбирает то, что связано с кругом его мыслей. А я только этим и занимаюсь - стараюсь прийти к гармонии с собой и с миром. И потому беру ту литературу, которая каким-то образом помогает обрести эту гармонию. Побеждает то, во что веришь. Вот я стараюсь верить. Но никакой вражды к другому театру у меня нет. Для меня колоссальное театральное событие "Чайка" Юрия Бутусова. Он открыл мне такие смыслы в том, что знаешь наизусть, там такая внутренняя свобода!
РГ: Проза в каком-то смысле хаос, который нужно собрать в театральную структуру. Как вы "боретесь" с этим хаосом прозы?
Брусникина: Пока я не пойму, зачем и ради чего делать инсценировку, я не смогу начать. И только потом я начинаю вынимать что-то свое из огромного романа. Я не люблю, когда пишут, о чем роман. Смысл должен родиться у тебя лично и внезапно. Я так привыкла: я должна сама перечитать, перелопатить и вдруг понять что-то. Меня так учили - читать роман с карандашом. На самом деле работа начинается на уровне инсценировки, когда рождается концепция - выбор самого главного. Потом я предлагаю актерам сравнить вопросы, которые их персонажи задают миру, с их собственными, самыми главными вопросами к себе и миру. Это очень интересно! Четырежды перечитав роман "Письмовник", я каждый раз находила разные ответы. Когда же в четвертый раз у меня ясно всплыла тема смерти - вернее, что ее нет, и я сказала об этом Шишкину, он рассказал мне свою историю. У него мучительно не шел роман. В это время он случайно провалился под лед. И вот когда он пережил эту грань жизни и смерти, роман "пошел".
РГ: У вас в спектакле каждому дана своя иллюзия, свой миф.
Брусникина: Эта тема очень важна в романе Шишкина. Пока ты живешь в своих иллюзиях, ты можешь быть счастлив. Пока я репетировала роман, мне стыдно было думать о каких-то мелких вещах, нервничать из-за чепухи. Он как-то отодвинул все эти мелкие чувства-мысли, которые занимают нас большую часть времени.
РГ: Вы много лет преподаете в Школе-студии МХАТ. У вас есть чувство перемены? Как новое поколение отличается от предыдущих, от вашего?
Брусникина: Я раньше вообще не ощущала перемен. А сейчас да, время очень меняется - на глазах. Сейчас у многих такая паника. Поднимается новая молодая волна. Но я считаю, что всем хватит места.
РГ: В этом году подряд вышло сразу три фильма про Апокалипсис. Малик, Триер, Звягинцев. Есть этот мотив и в прозе Шишкина. Вы о нем думали?
Брусникина: Когда начинаешь об этом думать, понимаешь, что по сути не меняется ничего. Какая разница, до- или постапокалипсис мы переживаем? Я этот сюжет вообще не чувствую.
РГ: Есть ли для вас в романе какой-то главный, общий, цементирующий весь роман миф?
Брусникина: В нем главное история об Иове, у которого все отобрали: попробуй пожить без самого важного. По крайней мере для главной героини это так. Про то, что ты можешь просто придумать себе жизнь как миф. И не на уровне безумия, а как спасение. Все мы этим занимаемся. Пока человек существует, создание собственного мифа является его природой. Как без этого? Мир прекрасен тем, что можно выбирать любую его версию. Кто-то думает, что герой "Письмовника" погиб, а кто-то просто принимает то обстоятельство, что оба героя - он и она - живут в разных временах.