НИИ скорой помощи имени Н.В. Склифосовского, а попросту Склиф, знают не только москвичи. И не только в России. И, наверное, каждый про себя думает: не приведи Господь попасть сюда. Но случается беда, и лучший выбор спасения - именно Склиф.
Уникальное учреждение, которое постоянно работает в круглосуточном режиме, а его высококвалифицированные специалисты без всяких призывов, увещеваний оказываются в нужное время и в нужном месте. Об этом говорил на "деловом завтраке" в "РГ" директор Склифа, известный хирург профессор Могели Хубутия.
Российская газета: Могели Шалвович, Склиф - учреждение особое. И жизнь его сотрудников отличается от общепринятой. Вот вы дома, в выходной день вечером смотрите по телевизору "Новости". Вдруг какое-то "ЧП" в городе или в стране. Это кардинально меняет ваши выходные, ваш отпуск?
Могели Хубутия: Кардинально. И это настолько в традициях Склифа, что даже не требуется специального оповещения сотрудников - они приходят сами.
РГ: Случалось, что вас отзывали из отпуска?
Хубутия: Не однажды. Как-то в выходной день был в Германии на финале чемпионата Европы по футболу. Случилось "ЧП", вылетел в тот же день.
РГ: Без вас не могут обойтись?
Хубутия: Могут. Но если массовые поступления, если много пострадавших, нужно чтобы был организатор.
РГ: Склиф вернул к полноценной жизни многих пострадавших во время пожара в "Хромой лошади". Говорят, государство не жалело денег на самые дорогие для них лекарства. Это так?
Хубутия: А разве могло быть иначе? К нам приезжали президент страны, московское правительство, департамент здравоохранения столицы. Нам было сказано: заказывайте все, что нужно для спасения пострадавших. У нас выжила пациентка, у которой ожогами было поражено 94 процента тела. По всем параметрам такое не совместимо с жизнью. Мы ее выходили. Да, у нее были различные осложнения. Ей предстоят еще пластические операции. Но у нас ее спасли, выходили, она ушла домой.
РГ: У Склифа такой имидж, что многие даже такую рутинную операцию, как удаление фибромы матки, стремятся сделать именно у вас в НИИ. Хотя немало учреждений, где такие операции проводят. Почему бы это?
Хубутия: Хирургия - это не только наука. Это еще и рукоделие. У человека, который все время проводит подобные операции, руки настолько к этому привыкли, что он знает, как выйти из тяжелой ситуации, если случится какое-то осложнение. А любая операция, даже, как вы сказали, самая рутинная, не застрахована от подобного. Как говорил наш великий медик Борис Васильевич Петровский, - не тот хирург, который умеет аппендикс отсечь, хирург тот, который, когда случилось осложнение, с честью из него выйдет.
РГ: В мире есть столь же крупные медицинские центры, сравнимые со Склифом?
| |
| Видео: Наталья Ивановская |
Хубутия: Есть. Каролинский госпиталь в Швеции, университетский госпиталь в Вене, совершенно уникальный муниципальный госпиталь в Нью-Йорке. Сейчас, правда, появилась тенденция к тому, чтобы делать их более компактными, чтобы управлять было проще. Но эти госпитали есть, они очень известны в мире.
РГ: А Склиф котируется за рубежом?
Хубутия: Да.
РГ: Тогда объясните: почему некоторые предпочитают оперироваться за рубежом, хотя у нас высокие технологии, специалисты мирового класса?
Хубутия: Многие не знают возможностей отечественного здравоохранения. Можно, например, проверить статистику по нашему центру. У нас смертность после трансплантации печени, сердца, почки соответствует европейским показателям. Ни один пациент не умер у нас после пересадки почки. Богатые люди - таких у нас теперь достаточно - думают: вот уехал в зарубежную клинику, и там все сделают лучше, чем у нас. Не стану называть фамилию - она слишком известна, но случай приведу. Мне позвонил друг гендиректора одного московского банка: "Нашему коллеге очень плохо. На частном самолете он улетел в одну из клиник Германии. Там сделали анализы, провели исследования и сказали, что с такими показателями ничего кардинального сделать нельзя. Да еще и возраст свое берет. Упущено время. Стали делать диализ". Мой друг попросил проконсультировать этого пациента.
Пришел этот пациент. В Германии он уже приобрел себе диализный аппарат, поставил его в комнату отдыха, живет только благодаря ему. Богатый человек может себе такое позволить. Я его посмотрел, сказал, что можно пересадить почку. Он спросил: "А гарантии?" Что значит гарантии? Я же не сапожник! Если хирург говорит, что да, я берусь, значит, он уверен, что сможет помочь. Но об этом говорить нельзя. И потом, я суеверен, никогда не говорю об этом. Пациент лег. Через какое-то время нашлась донорская почка. Пересадили. Было это два года назад. Дай Бог, чтобы все больные так жили, как он сейчас живет. И бегает, и носится, и работает. Недавно приходил ко мне.
РГ: Он лежал в элитной палате? Скажем, в палате Петровича - есть такая в Склифе, названная в честь Караченцова?
Хубутия: Нет такой палаты! В палате, в которой лежал Николай Караченцов, разные пациенты.
РГ: А хорошая платная палата? Сколько стоят сутки пребывания в ней?
Хубутия: В Склифе таковых нет. Сейчас отремонтировали многие палаты. Есть достаточно хорошие. Но они бесплатные. Если кто-то взял за такую палату деньги, то это человек непорядочный. Я от таких избавляюсь. Когда пришел в Склиф, сказал, что не потерплю сотрудника, вымогающего деньги, сотрудника, пьющего на работе. Ошибку можно простить - не ошибается тот, кто не работает. А вымогательство, пьянство - ни в коем случае!
РГ: Была в Склифе традиция: нянечка за 100 рублей соглашалась отвести пациента в укромное место - покурить...
Хубутия: Нарушил я эту традицию. Запретил нянечкам брать эти сто рублей. А вот запретить всем курить невозможно. Тем более что к нам попадают разные люди. Вот привезли бомжа. Ему пришлось ампутировать ногу. Выйти он не может. Не закурить - он всю жизнь курил - тоже не может. И он закуривает в палате. И не только он, но и другие заядлые курильщики в подобных ситуациях не могут обойтись без затяжки.
РГ: И что вы делаете?
Хубутия: Веду, как принято говорить, разъяснительную работу. Объясняем, что человек наносит вред соседу. Мало помогает. Это огромная проблема. Тем более что грядет закон о категорическом запрете курения в медицинских учреждениях. В Склифе это очень сложно сделать.
РГ: Бомжей много у вас лежит?
Хубутия: В процентном отношении не очень. Но они поступают, и мы им не отказываем.
РГ: Есть разница в обслуживании бомжей и человека из "Мерседеса"?
Хубутия: Вот ночью привезли пациента с ножевым ранением. По-вашему врач будет смотреть: бомж он или нет? Больного раздели, у него рана зияет, его срочно везут в операционную. Голого человека хирург не спрашивает: бомж ты или нет?
РГ: А если человек узнаваемый?
Хубутия: Хирург не может сделать больше того, что он может. Каждый хирург делает максимум, чтобы спасти человека. Такая профессия.
РГ: Когда на операционный стол попадают после криминальных разборок "авторитеты", это осложняет жизнь Склифа? Говорят, что за институтом закреплен дознаватель-участковый?
Хубутия: Конечно, есть участковый нашего района, который к нам приходит. Но жизнь нашу это не очень осложняет, потому что выставляется охрана из полиции, которая следит за порядком.
РГ: Как вы относитесь к папарацци?
Хубутия: Отрицательно. Вот они нашу жизнь осложняют. Умудряются всеми силами не только проникнуть к больному, но еще и заснять его в тяжелейшем состоянии. Это безобразие!
РГ: А как они к вам проникают?
Хубутия: Кто-то подкупает нянечку. У нас работает почти четыре тысячи человек. Все друг друга в лицо не знают. Меня один раз из реанимации выставили. Я уже почти полгода работал директором. А у меня привычка: по субботам и воскресеньям приезжать в институт. Вот приехал в субботу, надел халат, иду по реанимации, смотрю, как работают, на месте ли все. Бывает же, когда все уходят пить чай, а тяжелые больные лежат сами по себе. Это нонсенс.
Так вот иду по отделению. Навстречу блондинка с распущенными волосами. Она ко мне: "Вы что здесь ходите? Чего ищите?" Я говорю: "Ничего не ищу. Просто смотрю, как тут работают". Она: "Нечего здесь ходить. Работают и работают. Идите отсюда!" Я сказал: "Наверное, вы правы". И ушел. Потом, на утренней конференции она увидела меня и ахнула: "Да он же был у меня вчера! Я его прогнала". Я же ее похвалил, но сделал замечание, что у нее волосы были распущены и шапочки не было.
РГ: А почему в Штатах или в Израиле в больнице можно идти куда угодно, даже в реанимацию? Никто не останавливает.
Хубутия: Там менталитет другой у посетителей. Вы видели в Израиле или в Штатах, чтобы посетитель приходил навещать больного с бутылкой водки, садился рядом выпивать? В прошлом году смешная история была. Пришел в институт в субботу в куртке, в какой-то кепке. Шарф замотанный. Сажусь в новый, только что поставленный лифт. Говорю: "На второй этаж поднимите". А мне в ответ: "Вы знаете, в какой лифт сели?" Подумал, узнала меня женщина и решила вот так пошутить. Говорю: "Не знаю". Она мне: "Вы сели в коммерческий лифт". Опять подумал, что это шутка: "Что значит коммерческий?" "А то значит, что за подъем с вас десять рублей". Понял, что не шутка. Спросил: "А обратно, за спуск?" "Еще десять". "А если у меня нет денег?" "Если нет денег, идешь вон туда и едешь на другом лифте. Этот лифт для подъема больных и тех, кто платит. Много будешь говорить, никуда не поедешь. Давай, выходи!"
Понял, что она меня не узнала. И уже так повелительно сказал, чтобы она подняла меня на второй этаж, что это подействовало. Прошел к себе в кабинет. Вызвал одного из замов. Короче, уволили лифтершу, которая очень возмущалась: "Что за директор? Как он одет, в чем на работу явился! Поди, узнай его!" Я еще и виноватым оказался. Но если всерьез, то директор всегда должен быть в курсе дела. Я прихожу на работу в 6 утра. Хотя сейчас могу и не приходить. Знаю, что все равно будет порядок.
РГ: В ваших ранних приходах на работу вы не одиноки. Так поступают многие главные врачи ведущих клиник страны. Да и не только главврачи. И постоянно мучает вопрос: откуда силы?
Хубутия: Наверное, тренировка. Я не из богатой семьи. Учился в Нижегородском мединституте. Подрабатывал по ночам - сперва фельдшером, а на последнем курсе даже врачом "скорой". И всегда мало спал - ночь на "скорой", а утром надо успеть на лекцию. Привык. Встаю в пять утра. Будильник никогда не завожу. Никогда не обследовался. Но вот каждое утро делаю зарядку.
РГ: Выходит, что "скорая помощь" вошла в вашу жизнь со студенческой скамьи. Потому вопрос: как вы относитесь к предложениям о том, чтобы на "скорой" фельдшер и водитель были в одном лице?
Хубутия: Слава Богу, что эту, с позволения сказать, идею отвергли. Так же, как и идею о том, что врач "скорой" должен не только доставить пациента в больницу, но и в больнице заниматься им. Это же нонсенс: машина "скорой" стоит, фельдшер ждет, а врач занимается привезенным пациентом в чужом учреждении. Где, как, что он будет в этом учреждении делать? Месяца два назад я был в Германии в роскошной клинике в Ахене. Меня познакомили с директором университета. Я ему рассказал об этой идее. Он был, мягко говоря, удивлен. Врач привез пациента. Его переложили на больничную каталку и все: врач "скорой" должен немедленно ехать на следующий вызов, спасать другого больного.
РГ: Сколько времени доставленный пациент находится в приемном отделении?
Хубутия: В зависимости от того, с чем, в каком состоянии он поступил. Но никак не более двух часов. Нужно провести все необходимые исследования, чтобы решить, в какое отделение его направить. Если же требуется срочная операция, то счет на минуты.
РГ: Условия пребывания в Склифе отвечают современному уровню?
Хубутия: Это больной вопрос. Есть решение о том, чтобы разрушить 15-этажное здание, которое не соответствует никаким нормам. Капитальный ремонт там невозможен. Но сначала надо построить новый корпус, перевести туда больных. А потом разрушить старый. И хотя департамент здравоохранения дал деньги на его ремонт, хотя там теперь внешне даже красиво, но все равно тесно. Нужно современное здание.
РГ: В коридорах больные лежат? Ведь трудно учесть потребности в госпитализации, когда учреждение работает круглосуточно на скорую помощь. Особенно в зимнее время, когда растет количество травм ...
Хубутия: И все-таки не лежат. Я категорически против этого.
РГ: Главная фишка Склифа - черепно-мозговая травма, пересадка органов?.. Что?
Хубутия: Главная фишка - травмы, экстренная хирургия, вся полостная хирургия. А трансплантология - это уже потом. Чтобы не застаивались хирурги, чтобы было продвижение. Это высокие технологии. Когда в лечебном учреждении делают только что-то одно и то же, это как-то приедается. А надо, чтобы людям было интересно работать.
РГ: Интересно - это обязательно?
Хубутия: В любом деле обязательно. А как иначе?
РГ: Вы считаете, что лучше трансплантацию проводить в многопрофильном учреждении?
Хубутия: Да.
РГ: Склифу, если можно так сказать, на роду написана трансплантология. Ведь великий наш соотечественник Владимир Демихов впервые в мире в эксперименте провел операции по пересадке органов животным именно в Склифе. С работ Демихова - это признано всем миром - началась эта область медицины. Правда, времена были такие, что ученый-экспериментатор работал чуть ли не в сараюшке, которую ему выделили на территории Склифа. Горько, что по сей день в Склифе нет даже мемориальной доски, посвященной Демихову.
Хубутия: Пока нет. В ближайшее время запланировано ее открытие, на которое обязательно пригласим "Российскую газету".
РГ: Считается, что вы играющий тренер. Кроме того, что вы директор НИИ, вы еще и оперирующий хирург.
Хубутия: Мое место за операционным столом. Три дня назад пересадил двухсотую печень в Склифе. Раньше таких операций в институте было 4-5 в год. Теперь - 40.
РГ: В Склиф вы пришли из НИИ трансплантологии и искусственных органов, где работали вместе с академиком Валерием Ивановичем Шумаковым...
Хубутия: Я учился у него, тридцать лет был с ним рядом. Это очень большая школа! Потому, наверное, первым в Склифе пересадил поджелудочную железу вместе с почкой. У нас уже более 20 таких операций проведено. Три месяца назад впервые пересадили оба легких. Больной уже выписан.
РГ: А есть такой пациент, которого вы чаще других вспоминаете?
Хубутия: Есть. Это было еще тогда, когда я работал у Шумакова. Фамилию пациента не помню. Он был второй после Шуры Шальковой человек, которому успешно пересадили сердце. Был он из Сибири. Такой здоровенный мужик, строитель. Многодетный отец: если не ошибаюсь, семи дочерей. После пересадки его положили в отдельный бокс в реанимации. Страховались вовсю - все-таки всего вторая операция по пересадке сердца.
Приехал навестить нашего пациента его отец - такой коренастый мужик. Угораздило меня часов в девять вечера зайти посмотреть на пациента. К нему все в масках заходили, боялись инфекции. Так вот захожу: на столике литровая бутылка, в которой жидкости уже чуть-чуть. Нарезаны огурцы, что-то еще остренькое. Сидят напротив друг другу, выпивают, закусывают. Я ошалел. "Что это такое?" - спрашиваю. А пациент: "Заходи! Вот отец самогоночку привез из Сибири. Давай, попробуй!" Я пытаюсь вразумить: "Как так можно?" А он мне рассказывает, что и в реанимации выпивал. Сестра отвернулась, а там в мензурке немного спирта. Он его выпил, мензурку на место поставил. Сестра вернулась и решила, что забыла спирт налить, - он нужен был для процедур. Пошла за спиртом.
РГ: Выжил тот сибиряк?
Хубутия: Еще как! Почему я его запомнил? Он лучше всех выскочил. Уехал в Сибирь. Через полтора года нам звонит: "Ой-ой-ой, острая печеночная недостаточность". Оттуда военным самолетом доставили его в Жуковский, потом к нам. Капельницы, лекарства. Печень большая. Выходили. Спросил у него: " Что у тебя случилось?" Он: "Валерию Ивановичу не скажешь?" "Не скажу". И он рассказал. "Приехал я. А мужики говорят: что ты там с пересаженным сердцем можешь теперь? Я на спор три литра самогона выпил". Острый токсический гепатит. Еле мы его спасли. А во второй раз его привезли к нам с воспалением легких - пошел зимой париться в баню, после нее валялся в снегу. Тяжелейшая пневмония. Выходить уже не смогли.
РГ: А Шуру Шалькову помните?
Хубутия: А как же - первое в СССР успешно пересаженное сердце - это Шура Шалькова. Она приехала из сибирской глуши. Оперировали ее в марте. На второй день после операции с Валерием Ивановичем зашли ее навестить. Валерий Иванович спрашивает: "Саш! Что тебе хочется? Тебе сейчас нужно есть". Она говорит: "Клубники свежей хочется". Какая клубника в марте в Советском Союзе? Валерий Иванович рассказал об этом жене Наталье Михайловне. А у нее, оказывается, была в морозилке замороженная клубника. Разморозили, посыпали сахаром. На другой день Валерий Иванович пришел с баночкой подмышкой. Пошли к Саше. "Ты клубнику хотела?" "Очень". Шумаков развернул сверток, и в боксе запахло свежей клубникой.
А два года назад пересадил сердце молодому фельдшеру "скорой". Простудился парень. Двухстороннее воспаление легких. Не лечил. Начался тяжелый миокардит, развилась кардиопатия. Привезли его к нам погибающим: ни ходить, ни лежать не может. Дышать не может. Спал сидя, с капельницей. Почти полгода ждали подходящего донора. Я его прооперировал. Недавно он со мной вместе был на телепередаче. Жениться собирается на нашей молодой докторше.
РГ: Иногда говорят, что врач умирает с каждым пациентом.
Хубутия: Абсолютно правильно.
РГ: Но так можно с ума сойти...
Хубутия: Когда умирает человек, у которого безысходное состояние, у которого, например, четвертая стадия рака, везде метастазы и ему помочь невозможно... Это одно. А если умирает больной, которому ты можешь помочь, которого взял на операцию, а спасти не удалось - то это ужасно. К этому нельзя привыкнуть. Это страшно.
РГ: Рабочие проблемы домой несете или дом - это стерильная зона?
Хубутия: Домой не несу. С женой никогда не обсуждаю того, что делается на работе. Жена тоже врач. Уже 30 лет возглавляет детскую поликлинику.
РГ: А что обсуждаете?
Хубутия: Нам есть о чем поговорить, что обсудить. Внуков, внучку...