"РГ" публикует дневник свидетельницы Новочеркасского расстрела

События, на фоне которых 25-летняя Людмила Авилова вела свой любовный дневник, современные историки называют Новочеркасским расстрелом. 1 июня потертой коленкоровой тетрадке, которую листает вместе со мной Людмила Семеновна, исполняется 50 лет. Столько же лет назад рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода имени Буденного вышли на улицу с лозунгами "Мяса!", "Хлеба!", "Молока!". На следующий день толпу, хлынувшую в город к Горсовету, расстреляли. По официальным данным, погибли 26 человек. Похорон в городе никто не видел.

"...Миллион событий. Сегодня у Славы день рождения. Вчера он сдавал первый экзамен. А я до сих пор не знаю, что он получил. Ночевала в общежитии. Меня застал в городе комендантский час. Но сначала я побывала в милиции. Первый раз в жизни! 1 июня в Новочеркасске развернулись события. Все началось с нашего завода. Рабочие стальцеха не стали работать и вышли все перед заводоуправлением... Где же Слава? У меня мелькнула мысль купить ему в подарок часы..."

Был конец "хрущевской оттепели", чуть более года назад в состоянии сильнейшей эйфории страна отпраздновала полет Гагарина в космос. А выпускница ростовского вуза Людмила переживала очень трудную, но счастливую весну: после развода вновь влюбилась. Решила писать дневник. Душевные переживания нужно было куда-то излить.

Фиолетовые чернила, пожелтевшие страницы... "События" в дневнике возникли случайно, главное там - любовь. С марта по июль - всего 30 записей, каждый день, через день. Но все описано исключительно подробно: и сама "лав стори", и декорации, на фоне которых она разворачивается.

- У меня был таз и швейная машинка, но нам было море по колено: собирались пожениться и ехать в Сибирь, - вспоминает Людмила Семеновна, рассматривая старые фотографии. - Вот мы, кстати, уже у поезда. Славу посылали по распределению. А я весной 1962-го уже работала на НЭВЗе, в НИИ, мы разрабатывали новые электровозы. Мой будущий муж учился в Новочеркасске, в Ветеринарном институте, как раз на Московской...

Московская - одна из центральных улиц города, упирается в Дворцовую площадь и Горсовет - главное место "событий".

В дневнике - точный диагноз происходящему: "Рабочим понизили расценки. И к этому событию приплюсовалось еще одно. По решению правительства цены на мясо повысились на 30%. Это одна из мер для подъема с/х".

В конце мая 1962 года действительно правительством было решено повысить (под давлением колхозов) розничные цены на мясо и мясные продукты в среднем на 30% и на масло - на 25%, в газетах это событие преподнесли как "просьбу всех трудящихся".

Пятьдесят лет спустя Людмила Семеновна пытается быть объективной:

- Оклад у меня был около 100 рублей, а мясо стоило два. И оно было в магазинах, так же как и молоко. Но цены подняли. К тому же рабочие потеряли в зарплате очень много. Чтобы наш трудовой народ вышел на забастовку, надо было очень постараться. Другое дело, сейчас много пишут о том, что в заводской столовой плохо кормили. Да вранье! У нас была шикарная столовая. Там за копейки со своей зарплаты мы могли поесть. А рабочие получали больше инженеров. Завод союзного значения - НЭВЗ! Вы что!

- Но ведь сказал же директор завода Курочкин: "Если не хватает денег на мясо, жрите пирожки - с ливером!", - цитирую я фразу, которая присутствует во всех публикациях на тему Новочеркасского расстрела.

- Нет-нет. Это сказал не директор завода, а зам главного инженера Елкин. Мы еще шутили, что у нас работают Елкин, Палкин, Чалкин. Да, у нас работал и Курочка (не Курочкин) - замдиректора по научной работе. Вот посмотрите этот документ: пишут из Совнархоза, чтобы он разрешил мне уволиться до окончания срока распределения. Там его подпись.

В пятницу, 1 июня женщин-инженеров отпустили раньше.

Вот что об этом пишет Люда: "Рабочие захватили поезд и начали гудеть, пока не сбежались зеваки, прохожие и рабочие с других цехов. Толпа ревела. Картина дикая. Конструкторам не разрешили подходить к окнам..."

Однако они успели поучаствовать в протестном движении: из Белого дома, где сидели инженеры, забастовщикам спускали ватман и тушь, чтобы писать плакаты. Вскоре они появились на грузовиках: "Хлеба!", "Молока!", "Мяса!".

- Я сама помогала с лозунгами, не знала, что попаду под горячую руку, что в это время идет, как тогда говорили, разделение классов. Около 11 часов утра митингующие остановили поезд "Ростов-Саратов". Железная дорога проходит рядом с заводом. Жарко у нас. Представляете, если бы вы с ребенком ехали, ни воды, пеленки кончились... Сдуру подошла, смотрю - наши ребята из экспериментального цеха. Я с ними пела в эстрадном оркестре. Ой, говорю, а зачем же поезд держать, там же люди! И тут меня кто-то за бусы, за шиворот - и на рельсы... Раз интеллигенция, значит, бей! Они бы меня убили, разъяренная толпа. Но повезло: один из экспериментального крикнул: "Вы что? Это моя жена!" И вытащил за руку из толпы. Меня трясло. Все вспоминаю, как фифой обзывали, мол, эта будет учить! Тоже самое, как сейчас "норковых шубок" ненавидят.

В дневнике Людмила потом записала: "Какая-то ненормальная баба и мужик напали на меня, еле унесла ноги..."

Первый день закончился мирно, но встревоженное партийное руководство не исключало и другой развязки: ночью в город ввели войска и танки. Все важные объекты города (почта, телеграф, радиоузел, Горисполком и Горком партии, отдел милиции, КГБ и Государственный банк) были взяты под охрану, а из Госбанка были вывезены все деньги и ценности.

Наступило 2 июня. "...Я еле добралась до завода на попутках. Наши конструктора ходили в красных повязках... Решила зайти к Славе. Не застала его и оставила записку, чтобы встретились на нашем месте в парке у камня. На Московской уйма зевак, а в городе никто толком ничего не знает..."

Перекрыта железная дорога, соединяющая юг России с центром. Авилова отмечает, что у завода - уже два остановленных рабочими товарняка и пути заняты полностью. Пока шла на работу, суббота еще не выходной, увидела людей с транспарантами и флагами. Все пока спокойно. Но мысли молодой девчонки не о протесте и митингах. А о любимом Славе:

- От Хутонка я стала подниматься в город. Новочеркасск весь на горе. Прошла Екатерининские ворота, через мост и по Московской. Она упирается в скверик, Ленин-памятник стоит. Сосны старинные. За соснами площадь и Горсовет. Арка единая с домом. Под арку и в парк. Там мы обычно встречались со Славой. Он должен был политэкономику 4 июня сдавать. На Московской уже толпа была. Бегут мне навстречу две Светки из его группы. Я: "Славика не видели?" Они: "Наверное, готовится в парке". И я дунула туда. Прошла сквер и вижу: люди, большевик какой-то что-то говорить пытается, а его не слышно. Много зевак, кототрые вообще не в курсе дела. Женщина, у нее бидон с молоком, я запомнила ее. Прошла под арку в парк, смотрю - у нашего камня нет Славки! Это Глыба, где мы свидания назначали. И вдруг - стрельба! Господи, думаю, а он-то этим путем будет идти! Я побежала обратно, а мне толпа навстречу. Идти было невозможно. Что такое, спрашиваю? Отвечают: убивают там, бойня. И тут еще одна автоматная очередь. Долго.

- Видели трупы?

- Я вылетела на Московскую и слышу: ш-ш-ш-ш. Все смывают и песком посыпают. Женщина лежала, та самая, с бидоном. Молоко разлилось, и ребенок рядом с ней был, тянул ее за руку и кричал: "Ба! Ба!" Мне стало дурно. Подъехал маленький белый автобус, и туда положили женщину. Пока я пробивалась через арку, а там была давка, все последствия убрали. Но мне тогда было только до своего Славы. Ведь я ему записку оставила: "Я иду к Глыбе". Думала, если он пошел по Московской, как раз под это месиво, все! Бежала, как ненормальная. Была влюблена до безумия! Я боялась за этого человека. Встретила его: метался по Московской. Когда начали стрелять, рассказывал, они попадали за сосны. На плече ссадина - срикошетил кусок кирпича.

Людмила Семеновна, чтобы перевести дух после колючих воспоминаний, перебирает старые фотографии. В то же трагическое лето они с мужем уехали в Сибирь. Вот черно-белый снимок школьников, расставленных рядами: верхние стоят на скамейке, в центре она сама - молоденькая учительница. Инженеру по образованию пришлось преподавать все предметы: математику, литературу, пение. В селе, где ветеринарным врачом начал работать ее муж, к 1 сентября не было учителей.

Аккуратно спрашиваю, возвращая ее к интересующей меня теме:

- А можно ли было предотвратить трагедию?

- Сейчас, когда митингуют, правительство не допускает безобразий, и правильно, - отвечает, не задумываясь надолго: видно, что этот вопрос и ее очень волнует. - Потому что под соусом справедливого недовольства можно подать все: среди рабочих в городе много кого еще было. Кто-то хотел рассчитаться с начальством, у кого-то за плечами была тюрьма, люди-то живут по-разному... И когда на милицию поперли, в суматохе были и мародеры. А милиционеры были вооружены и стреляли. Когда я пробегала, убили какого-то мужчину. Магазины начали грабить. А это уже не относилось совершенно к тем требованиям, которые сначала выдвигали рабочие. Первого был законный протест, а второго - рядом с рабочими оказались и бандиты. Но все равно, у нас потом говорили, что тот, который отдал команду стрелять по толпе, застрелился.

- Как хоронили погибших?

- Никого не хоронили. Мы ждали, что это случится по православной традиции - на третий день, но все было тихо.

В городе, рассказывает Людмила Семеновна, был объявлен комендантский час. Но опять же, как и о самих событиях, не все жители об этом знали.

- Был объявлен комендантский час, а я не знала, я переехала к Коле - двоюродному брату. Он был член партии, фронтовик. И не поверил, когда я ему стала рассказывать о событиях. Может быть, уже было указание делать вид, что ничего не произошло.

После выходных я возвращалась с работы. Почти уже дошла до дома, подъехала милицейская машина. Я сообразила, что в кармане у меня пропуск на завод - повод для ареста. Когда ко мне подошли два огромных мужика и попытались запихнуть в машину, я уцепилась за чугунную скамейку, и меня не смогли оторвать.

- Кого-то арестовывали?

- Не знаю, никого в моем окружении не арестовали, хотя мы сами спускали ватман и тушь для лозунгов.

Досье "РГ"

В Новочеркасске прошел суд над "зачинщиками беспорядков". Они были выявлены благодаря агентам, которые специально делали фотографии возмутившейся толпы. Семеро были приговорены к смертной казни и расстреляны.

В январе 1963 года вышла директива о замене букв Н (Новочеркасский) в обозначениях серий уже выпущенных электровозов буквами ВЛ (Владимир Ленин).