Но он точно прирос к монитору. Лишь ближе к полуночи поднял глаза, ошарашенный от счастья: "Мой роман в "Новом мире" выходит. Следом - книжка..."
И понеслось. В августе протягивает журнал. В сентябре - томик с громкой строкой на обложке: "Александр Григоренко - новое имя в российской словесности". В мае его роман "Мэбэт" попадает в "короткий список" главной отечественной литературной премии "Большая книга".
Взлет был стремительным. А реально, сколько десятилетий прошло, прежде чем ты отправил своего Мэбэта в странствие за одиннадцать чумов таежного ада?
Александр Григоренко: К первому своему роману - о восстании Ивана Болотникова - приступил лет в тринадцать. Начал, помню, масштабно: "ХVII век наложил отпечаток на все, что было вокруг". Две тетрадки исписал, пока не обнаружил, что какой-то нехороший человек про Болотникова уже рассказал. Замысел рухнул. Ремесло оказалось пожизненным. По молодости даже повесть в одном сибирском альманахе напечатали, а много позже несколько сезонов подряд в ТЮЗе пьеску играли - детишкам нравилась. Однако "Мэбэт" не мог тогда появиться, потому что о Древней ли Греции хочешь сказать, об инопланетянах ли из далекого будущего, говоришь-то в конечном итоге все равно про себя, про известную тебе действительность. А мне нечего было еще сказать. Наблюдательностью любимых мною Шукшина, Довлатова, Чехова не обладаю. Чувствовал лишь, как горожанин и одновременно лесной человек, окруженный пространствами, где сокрыта огромная история, неизвестная нам абсолютно, нарастающее желание "населить тайгу".
Но постепенно неутоленное стремление познать этот таинственный мир вызрело настолько, что всего за два месяца возник текст. Мне он понравился, директора же местного издательства не впечатлил. "Вот если бы ты, допустим, про губернатора написал...", - прозвучало как приговор. Тут же включилось и вечное мое самоедство: "А, собственно, кто ты? Чего дергаешься?" В общем, прошло еще несколько лет, пока однажды что-то не подтолкнуло: пора! Взял, да отправил три первых главы "веером" по разным столичным адресам.
Все остальное происходило без всякого моего участия. Как писал Григорий Богослов, судьба - это цепь предначертаний Божьих. Редактор "Арсис-Букс" Анна Бердичевская попросила прислать остальное. Подключившийся Леонид Юзефович (его "Самодержца пустыни" в свое время я перечитывал вдоль и поперек) рекомендовал "Мэбэта" "Новому миру".
В совершенно бескорыстную чуткость к незнакомцу сегодня трудно поверить. Но именно она сделала этих потрясающих людей моими "крестными". Опровергнув устоявшееся в провинции мнение о том, что покорить Москву способны лишь деньги да блат.
Взбудораженные "Мэбэтом" ведущие российские критики не скрывают волнения. Далеко не самая эмоциональная оценка: "...текст серебряной стрелой взмывает к поистине эсхиловским высотам трагизма". Твоего героя ассоциируют с Макбетом и Эдипом. Тебя называют "русским Лонгфелло", сравнивают с Маркесом, Ницше, Камю... Не забронзовеешь?
Александр Григоренко: Первое ощущение, будто все это вообще не со мной происходит, сменилось жуткой неловкостью. Не плавал, не летал, с властью не боролся. Вся моя драматургия - война с самим собой. Да и книжка-то всего одна. Маленькая.
Разве за известностью не приходит востребованность? С новыми вещами-то, поди, торопят уже?
Александр Григоренко: Звонят, спрашивают. Но я ведь никаких чемоданов с рукописями не накопил.
Даже портфеля?
Александр Григоренко: Ну, существуют другие таежные сюжеты, придуманные также на грани мифа и исторического романа. Один из них - не сглазить бы - постараюсь довести до ума.
Там тоже "красноармейцы приходят сразу после викингов"?
Александр Григоренко: Нет, на сей раз время, думаю, обретет конкретность.
Время опять вопрошает: "С кем вы, мастера культуры"?
Александр Григоренко: Про "шеренги" и "площади" - не ко мне. Впрочем, о позициях, скажу. Тех, кому хорошо от того, что стране плохо, не люблю. Но друзья - люди самых разных убеждений. И никакая инквизиция не заставит предать ни коммуниста, ни западника, с которыми пуд соли съел. Себя помню только сибиряком, хотя не охотник, не рыбак и шишек не добываю. Но и о месте рождения - Новочеркасске - не забыл. Права личности, в том числе на свободу, почитаю исправно. Однако есть ситуации, когда без ограничительных меток не обойтись, когда любое государство вынуждено, обязано предупредить: стоп, ребята, дальше нельзя.
Недавно ты перешел на службу в краевое издание. Вне сумасшедшего ритма "Российской газеты" попроще?
Александр Григоренко: А знаешь, я благодарен великой школе "РГ". В ней не то, чтобы расслабиться, под планкой - необычайно высокой - проскочить невозможно. Ну, разок текст, снимок, заголовок не начистил до блеска - перетрется, вроде бы, завтра исправимся. Ни фига! Здесь "чуток" - уже брак. Вот эта инъекция от "второй свежести" на любом поприще убережет.