"Дона Карлоса" Верди поставили на сцене Мариинского театра
"Дон Карлос" - не частый гость на российской сцене, хотя в Мариинском театре ставится уже в третий раз. Сложность этой вердиевской партитуры не только в вокальном раскладе, требующем высококлассных солистов от баса до сопрано, но и в ее постановочной многомерности: здесь и историческая хроника с событиями бунта Фландрии против Филиппа II, и путаная любовная интрига с инцестуальной любовью инфанта Карлоса и его мачехи Елизаветы Валуа, и тема католической Инквизиции, мрачно вторгающейся в жизнь мадридского двора, и мистика, развязывающая страшный узел конфликта отца и сына появлением призрака их предка короля Карла V.
В театре сшили четыре сотни роскошных костюмов из парчи, бархата, атласа, итальянских тканей. Фото:Валентин Барановский
Постановщик нового спектакля Джорджо Корсетти, ощутил, по его словам, силу "мрака" этой оперы, но вынес, между тем, на публику лакированное, размеренное зрелище, отсылающее к живописным образам с полотен Брейгеля, Рембрандта, портретов эпохи короля Филиппа II. Никаких "откровений" на этом пути, увы, не случилось. В театре сшили четыре сотни роскошных костюмов из парчи, бархата, атласа, итальянских тканей, специально разработанных для солистов и хора. И надо заметить, что здесь все в с спектакле было на своем месте: и короткие испанские куртки-колеты, и гофрированные жесткие воротники-жернова, и сверкающие стразы Swarovski. Однако дальше костюмов развитие образов у режиссера не пошло. Артисты иллюстрировали арии и дуэты. Принцесса Эболи в исполнении Златы Булычевой оказалась при этом не демонической красавицей, интриганкой, разъяренной отказом Карлоса, а растерянной печальной женщиной, будто поперек себя импровизировавшей игривую песенку с вуалью. Ее Эболи так и не достигала накала "испанской" страсти, так же, как и Елизавета в исполнении Виктории Ястребовой не увлекла своим не выровненным вокалом и психологически "стертым" образом, далеко отстоявшим от душевной чистоты вердиевской героини. Увы, не убедили на премьере и главные мужские персонажи - Маркиз ди Поза (Александр Гергалов) и Дон Карлос (Виктор Луцюк), чьи взаимоотношения на сцене, минуя пограничный по качеству вокал, можно было бы принять за умышленную игру штампами. По сути, подлинной истории между персонажами не сложилось, точнее, не было поставлено. Были красивые массовки, ритуальные выходы короля, хоровые мизансцены, отсылавшие к опыту великих живописцев, эффектный видео-арт, мгновенно воссоздающий и романтическую атмосферу леса Фонтенбло, и огненный образ аутодафе, сквозь текучее пламя которого взлетали человеческие фигуры, были лютни и порхающие бумажные бабочки.
Но всю эту дизайнерскую игру взорвал Евгений Никитин - Филипп II, создавший впечатляющий образ испанского короля. По первому впечатлению - искусная калька с портретов Филиппа II, с точно воспроизведенным жестом, позами, гримом. По внутреннему накалу - вулкан, где каждая реплика, скованный этикетом жест, каждая реакция, нота готовы взорваться от напряжения. Тема его рефлексии: одиночество, нелюбовь жены, предательство инфанта, бунт против империи, его твердых внутренних ценностей. Его Филипп - цельная натура. Сильнейшая сцена спектакля - диалог с Великим Инквизитором (Сергей Алексашкин), где оба, как скалы, стоят на своих позициях. В спектакле на стене монастыря светится латинская фраза Tempus fugit, aeternitas manet ("Время течет, вечность неизменна"). Об этом, видимо, хотел поставить "Дона Карлоса" Корсетти. И смысл этот пробился через отдельные "каналы" спектакля, в том числе через оркестр, который у Гергиева звучал неузнаваемо: без фирменного "огня", со скупой мощью, мрачными медными, лаконичными струнными, с той же закрытой, что и у Филиппа II в спектакле, энергией, готовой взорваться в любой миг. Как метафора времени и вечности. 200-летнему Верди должно быть созвучно.