Поделиться
Правда, за те недолгие годы, что спектакль пробыл в "запасниках”, публика вряд ли забыла напряженные коллизии этой "Тоски” - с ее бушующими исступленными страстями, заколотым ножницами Скарпиа, сошедшей с ума Тоски и торжествующим цинизмом оставшегося в живых альфонса Каварадосси. Так же, как и монолитный образ спектакля, созданный художником Андрисом Фрейбергсом: мраморные стены циклопических масштабов с кроваво красными колоннами - церковь-палаццо, верх и низ - Te Dеum и похоть, алтарь и застенок, откуда несутся вопли под пыткой. В церкви - мольберт с заляпанным краской ликом мадонны, оскверненным ревнивой Тоской, в палаццо Скарпиа - рояль с "могилой" сухих букетов - ностальгическое мемори шефа полиции о романе с певицей Тоской. Скарпиа в спектакле - не злодей, а брошенный любовник, жаждущий вернуть неверную любой ценой. Художник Каварадосси шокирующе антиромантичен.
И в этом - радикализм трактовки Дмитрия Бертмана, взломавшего, не нарушая музыкальных границ пуччиниевской партитуры, привычные коллизии сюжета и сдвинувшего его от откровенной мелодрамы к истории, прослоенной психоаналитической мотивацией. Эгоистическая любовь, ревность, преступление, игра на чувствах, манипуляции, а в финале - страшный апофеоз пустоты. "Тоска" Бертмана несется, как лавина, затягивая своих героев в трагическую воронку. Сначала страсть врывается в церковь, где Каварадосси появляется не с кистью, а с очередной красоткой. Объятия, поцелуи, ярость Тоски, метнувшей кляксу в лицо мадонны, страшная энергия спрута у Скарпиа, решившего уничтожить соперника. Католическая экзальтация в Te Dеum с мерным шествием священников по кругу и нарастающим экстазом, неожиданно отсылающим к вагнеровскому Граалю.
По ходу спектакля разрушительная сила страсти нагнетается, разворачиваясь "медленными" сценами поверх возбужденного, обрушающегося потоками звука и искусными разливами "холодной" энергии оркестра (дирижер Модестас Питренас). Парадоксально, но Скарпиа в этом раскладе почти индульгируется режиссером: им движет не примитивная похоть, а пронзительно тяжелое, отвергнутое чувство к Тоске. Скарпиа наливается вином, перебирая мертвые букеты из прошлого, сжимая в объятьях безжизненный манекен в платье любимой. У Самсона Изюмова шеф полиции получил дополнительный обертон - завораживающую актерскую харизму и вокальную трактовку, удерживающую в равновесии пуччиниевские "зловещие" краски и мрачный тон его страсти. Убивая Скарпиа на рояле - протыкая его ножницами, удушая руками, Тоска трогается умом. И это морок, когда она с Каварадосси и вымышленным сыном маршируют со стерильными улыбками, бред, когда она вместо солдат, казнящих возлюбленного, стреляет сама, убивая манекен, облаченный в собственное платье. Кошмар взрывает мозг Тоски, она выбрасывается из окна. Лиене Кинча ведет партию точно, с веристским накалом, но пока не набрала полноценного вокального объема, так же, как и актерски гибкий Андрис Лудвигс в партии Каварадосси, торжествующий в финале пустую победу над любовью. Зеро.
Кстати
В феврале Латвийская опера приедет на гастроли в Москву, где на сцене Большого театра покажет спектакли "Евгений Онегин" (7, 9) и "Лючия ди Ламмермур" (8, 10) в постановке режиссера Андрейса Жагарса.