Поделиться
Ситуация катастрофическая. Настолько, что у моей знакомой, которая 3 года была рядом с умирающим от рака мужем, а теперь уже второй год сама страдает от онкологии, однажды вырвалось: "Мы молим Бога о хорошей жизни. А надо молить о хорошей смерти". Это когда на последней стадии рак перестает быть мишенью, на которую можно повлиять путем операции, лучевой терапии, химиотерапии. Когда спасти уже нельзя и показано только симптоматическое лечение. А больной уже не в стационаре, он дома. Как ему помочь?
В нашей стране нет системы спасения таких пациентов - отделения паллиативного лечения, хосписы можно по пальцам перечесть. И значит, кому и как повезет, у кого какие финансовые возможности.
На моих глазах в продвинутом онкоцентре погибала известная актриса. Красивая, нестарая женщина очень мужественно переносила страдания. Дело было летом. Обычно она выходила на прогулки. А потом вдруг исчезла. Оказывается, чтобы облегчить боли, ей давали промедол, омнопон - других обезболивающих не было. И от постоянного приема этих лекарств актриса все время спала, теряла силы.
Потом ей из Израиля прислали наркотический препарат, который на Западе широко применяется в подобных ситуациях. И она ожила. Снова стала выходить на прогулки, общаться. Да, спасти ее уже не было возможности. Но она не теряла человеческий облик, угасала без мук. А ее близкие не стояли в очередях для получения рецепта на наркотическое обезболивающее средство. И никто не требовал, чтобы куда-то вернуть облатки от использованного лекарства.
В нашей стране наркотических медицинских препаратов в 10 раз меньше, чем, скажем, в Германии. Хотя количество больных, нуждающихся в таковых, Германию превосходит. Говорила со многими специалистами, и почти все они просили сохранить анонимность, поскольку, как признавались, устали от выяснения отношений с ФСКН.
"Мы в плену нелепых инструкций. Проще убить человека, чем выписать ему наркотический препарат. По использованию наркотических медицинских препаратов в нашей стране - каменный век. Это издевательство над больными. Это практически узаконенное унижение человеческого достоинства. Это война не с наркоманами, а с медиками и тяжелейшими пациентами", - признаюсь, смягчила некоторые выражения.
Сейчас в Конгресс США внесен законопроект, который разрешит применять марихуану для помощи больным. Это акт высокого гуманизма. Его поддержат все, кто хоть однажды стал свидетелем мук ухода из жизни тяжелобольного человека.
1. Легкие
2. Желудок
3. Печень
4. Простата
5. Рак груди
6. Толстая и прямая кишка
7. Щитовидная железа
8. Лимфомы
9. Почки
10. Мочевой пузырь
11. Поджелудочная
12. Меланома
13. Лейкемия
Женщины страдают практически тем же самым, только опухоли молочной железы и шейки матки у них встречаются чаще, чем рак печени у мужчин.
Анатолий Махсон, главный онколог Москвы, главврач онкологической больницы N 62, профессор
- Проблема обеспечения обезболивающими медикаментами больных раком на терминальной стадии связана с законом об обороте наркотических средств, ограничивающим доступ к ним. Закон не имеет никакого отношения к медицине. Но так мы боремся с наркотиками, с наркоманами. Очень все усложнено.
На Западе врачи могут предложить больному 20-25 наименований обезболивающих. У нас 5-6. Проблема доступа к ним связана со сложным механизмом их учета и выписывания. Например, есть обезболивающие пластыри, которые приклеиваешь, и они действует до 3 суток. Но у нас каждый пластырь нужно потом отклеить, сдать, составить акт и уничтожить. А больной может, к примеру, его потерять, и тогда сразу возникает проблема. Эти пластыри не имеют отношения к наркологии, потому что они нужны больному, чтобы быстро получить большую дозу обезболивающего. И уж совсем нелепо, что за обезболивающим препаратом должен прийти в поликлинику лично сам больной. Ведь больные, которые на терминальной стадии, уже очень тяжелые, и, как правило, самостоятельно не передвигаются.
В цивилизованных странах подобного отношения к использованию наркотических медицинских препаратов нет. В США, например, выращивается марихуана для медицинских целей. А у нас действует античеловеческое отношение к тяжело больным. Действует по инструкции.
Сказать, что получить в Свердловской области наркотическое обезболивающее для тяжелых онкобольных сложно - не сказать ничего. Это ужасно. История не по наслышке: пациента с неоперабельным раком из областного онкодиспансера отправили домой. Умирать. Почти каждую ночь семье названивали соседи: мужчина кричал от боли, пока не терял сознание. "Скорая" к таким не выезжает: мол, помочь ничем все равно не можем. Однажды так и заявили: рак - не повод для выезда.
Медпомощь ограничивалась раз в неделю визитами участкового врача, которая для снятия боли рекомендовала но-шпу. Добиться рецепта на наркотическое обезболивающее семья так и не успела: у мужчины сердце не выдержало болевого шока.
- Онкобольных поделили: средства на обеспечение лекарствами федеральных льготников, например, инвалидов, обеспечивает Федерация, а региональных льготников - субъект Федерации. Выходит, онкобольной, не имеющий инвалидности, может получить препарат в онкодиспансере, а инвалиды должны получать препараты в аптеке, - поясняет завотделением онкодиспансера Геннадий Гинзбург.
В теории, чтобы добыть рецепт, требовалось каким-то образом доставить смертельно больного человека на заседание комиссии в уполномоченное выписывать рецепты учреждение!
- Я хоронил больных, которые получали рецепты на наркотические обезболивающие, когда надобности в них уже не было, - признался пресс-секретарь минздрава Свердловской области Константин Шестаков. - Для человека, не знакомого с системой, выполнить все правила практически нереально, настолько они сложны. Для жителей села - просто невозможно.
Ежегодно в аппарат Уполномоченного по правам человека в Свердловской области поступают обращения от родственников раковых больных.
- Но решение консилиума мы оспаривать не можем, - поясняет сотрудник аппарата Уполномоченного Анна Деменева.
В итоге суды все чаще рассматривают дела об "эвтаназии". За год лишь в Курганской области 2 примера. Житель села Целинное Абай Жаркин задушил свою сестру, болевшую раком гортани 4-й стадии, молившую о смерти. А вскоре 60-летний Владимир Лобов в подобной ситуации "облегчил" участь жены.
А вот в департаменте здравоохранения Тюменской области уверяют: сложностей с обеспечением тяжелобольных обезболивающими наркосодержащими препаратами в регионе нет.
- Если они и возникали, то из-за собственной оплошности, - рассказывает жительница Тюмени Зульфия, мама которой последние дни уже не могла жить без обезболивающего. - Или в аптеку не успевали, или за рецептом в больницу. В остальном проблем не было. Отчитывались за полученные препараты по ампулам: сколько получали, столько и сдавали пустых.
Специалисты считают: разговоры о том, что наркопрепараты сложно получить, связаны с тем, что в отношении их выдачи существует жесткий контроль.
- Пропажа даже одной ампулы может обернуться уголовным делом, - поясняет замглавврача Тюменского онкодиспансера Владимир Зуев. - Как-то медсестра ввела пациенту промедол, а родственники пустую ампулу потеряли. Было разбирательство.
У врачей Владимира процедура назначения наркотических препаратов онкобольным ничего, кроме возмущения, не вызывает. Чтобы выписать наркотический бланк, необходимо заполнить кучу документов и собрать кучу подписей. В одни руки выдается всего один бланк с очень мелким текстом. И, не дай бог, сделать в нем помарку - сразу испорчен.
Обычно в первый раз выписывается 10 ампул. И получившие их родственники должны сдать 10 пустых ампул. А если человек умер, и осталось 5 неиспользованных ампул, сдать вместе с пустыми и полные. Их списывают. Списание - тоже целая история. Во многом именно поэтому большинство медиков избегают выписки сильных обезболивающих. В итоге наркотики назначаются перед самой смертью.
Справка "РГ"
В Москве в 2011 году от рака было вылечено 172 тыс. человек: у них нет никаких проявлений болезни. Это лучший показатель в России. Сейчас на учете в онкологических учреждениях столицы состоит 221 тыс. человек. Из них 15,4 тыс. находятся в 4-й клинической стадии болезни. Это те, кого спасти нельзя. Им показано только симптоматическое лечение. 34 тыс. - на 2-й клинической стадии: они активно лечатся.