Большой театр представляет оперу Винченцо Беллини "Сомнамбула"

Пьер Луиджи Пицци: В последнее время я стал любопытен до тех опер, что раньше будто и не замечал.

Что стало решающим в вашем согласии сделать спектакль в Большом театре?

Пьер Луиджи Пицци: В последнее время я стал любопытен до тех опер, что раньше будто и не замечал. Например, "Джоконда" Понкьелли или "Мадам Баттерфляй" Пуччини. Когда я понял, что и "Сомнамбула", опера, которую я тоже никогда еще не ставил, может стать значительной вехой в моей карьере, я почувствовал, что уже не смогу отказаться от предложения Большого театра. Кроме того, для меня важным фактором было то, что эта опера не ставилась в Москве очень давно. И данное обстоятельство уверило меня в замысле, что постановку нужно сделать в классическом варианте.

Вам не жаль, что не удалось поработать на исторической сцене Большого?

Пьер Луиджи Пицци: Нет, для меня это не имеет никакого значения. К тому же я считаю, что "Сомнамбула" написана Беллини для камерной сцены. Историческая сцена Большого слишком огромна для этой оперы, которая очень интимная по настроению. "Сомнамбула" о простых человеческих чувствах, но ценных и сегодня. И об ужасе одиночества, знакомом многим людям.

В России самым выдающимся вашим спектаклем считается опера Беллини "Капулетти и Монтекки", которую в 1989 году на гастроли в Москву привозил миланский театр "Ла Скала". А вы какой свой спектакль считаете самым лучшим?

Пьер Луиджи Пицци: Мне сложно ответить на этот вопрос. Потому что за мою долгую карьеру я поставил более семи сотен разных спектаклей в качестве режиссера, сценографа и художника по костюмам, как в драматическом театре, так и в опере. В этом плане я, как хороший отец, у которого нет более или менее любимого ребенка. Мне дорога каждая моя постановка.

Приезжая на постановку в тот или иной театр, вы в своей работе учитываете социально-политическую обстановку в стране или нравы, царящие за кулисами данного "храма искусств"?

Пьер Луиджи Пицци: Нет. На репетициях я стараюсь создать свой замкнутый мир с благоприятным рабочим климатом. Но, конечно, в каждом театре есть некий комплекс ситуаций, которые приводят к тому, что в них мне может работаться очень хорошо, просто хорошо, так себе или очень плохо. Пока я вполне доволен тем, как идет работа. Но только премьера позволит сделать окончательные выводы. Однако не могу не сказать, что мои спектакли русская публика всегда принимала горячо и с глубоким пониманием.

На ваш режиссерский взгляд, какова отличительная черта характера русских людей? Как вам кажется со стороны, почему принято говорить о загадочности русской души?

Пьер Луиджи Пицци: Мне кажется, русскому человеку свойственна смесь фатализма и иронии. И когда в Италии я ставил "Трех сестер" Чехова, личный опыт пребывания в России до этого мне очень помог. Возможно, что я ныне ставлю "Сомнамбулу" в Большом театре еще и потому, что чувствую в ней чеховскую атмосферу. С одной стороны, ироничную, с другой, меланхолическую, с оттенком фатализма... Я с огромным удовольствием поставил бы "Хованщину" Мусоргского в Москве, но уверен, что меня не позовут!

А что, по-вашему, значит быть настоящим итальянцем?

Пьер Луиджи Пицци: Я не типичный итальянец в том плане, что вино, спагетти и футбол для меня не сакральные вещи. Но как все итальянцы я обожаю красоту во всем. И я могу сказать без ложной скромности, что все мои спектакли непременно эстетичны. Только я не имею в виду формальную красоту, для меня речь идет о красоте глубокой, прочувствованной, даже выстраданной. Это такой отличительный знак любой моей работы.