Исполненный необычайной личной харизмы, Петренко похож на неукрощенного зверя, чья огромная сила может умещаться в грациозной, смешной или даже мелкой сущности, но всегда клокочет притихшим вулканом, тая внутри бунт или стихию казацкой степной вольницы.
В волшебном спектакле Анатолия Васильева "Серсо" (1985), куда его "сосватала" его жена, известный театровед и театральный критик Галина Кожухова (она скончалась в 2009 году, прожив с Петренко больше 30 лет), он играл Коку, странного старика, принадлежавшего какому-то прекрасному, ушедшему от нас веку, любившему, но так и не сумевшему удержать свою любовь. Петренко, рожденный под Винницей, до 16 лет говоривший только по-украински, превращал русский язык в диковинное рокотание, в гул неясного фонетического происхождения. Под звон красных бокалов и шепот свечей он возглавлял главный "ритуал" этого театрального шедевра - чтение старинных писем.
Лист за листом, с неподражаемой грацией передавал их Кока по кругу. Но вдруг внезапная боль прерывала этот волшебный церемониал, и подхваченный тревожными звуками фортепиано, он запевал "Севастопольский вальс", к финалу которого зал сотрясался от рыданий. До сих пор неясно, какого рода это была магия. Возможно, тайну ее знает только казацкая степь его предков.
Мало кто как Петренко знает тайну соединения величественного и демонического, героического и бесовского в человеческой природе.
Трудно сказать, чего больше в Петренко, - природы или искусства. Но в нем интересно разглядывать именно это соотношение.
Легко игнорируя правдоподобие, он умеет превращать своих персонажей в сказочных, былинных героев, ни разу не изменив психологической точности. Таков был его Петр - мучитель и мученик, остроумец и любитель розыгрышей, готовый балансировать на грани возможного.
Сергей Эйзенштейн именно описывает понятие пафоса в искусстве как постоянную готовность к немыслимому, нездешнему. В этом смысле Петренко - идеальный актер Эйзенштейна, исполненный пафоса, грациозный и по-тигриному вкрадчивый. Кто-то из снимавших его режиссеров сказал, что Петренко не нужно играть, ему достаточно просто быть в кадре. Это так, качество присутствия для актера - самая магическая и таинственная вещь, она проявляет личностную силу. Но с этой силой надо искусно обходиться, знать ее. Именно поэтому Петренко так часто уходил из театров, только с Васильевым задержавшись на целых пять лет.
Он во всем и всегда предпочитает свободу. Жаль вот только, что ни кино, ни театр не предъявляют ему в последние годы ролей и требований, достойных его парадоксального дара. В последних фильмах Никиты Михалкова он сыграл мощного, необузданного силача, генерала Радлова, закусывающего водку стаканами, и простака-метростроевца, заседателя N 5. Но и там и там от него не потребовалось ничего, кроме жанра, которым он распоряжается легко и свободно.
Возможностей для настоящей, тигриной искусности он ищет в последнее время себе сам - то читая с оркестром Федосеева "Ивана Грозного", то распевая с гигантскими хорами украинские песни, то записывая на телевидении русские сказки. Теперь вот мечтает о болгарских, конечно же, на языке оригинала.
В нем есть природная простота и природная же экзотичность, изысканность. И кажется, что он не сыграл еще своей главной роли - столько в нем профессионального целомудрия и свободы...