Андрей Назаров, исполнительный сопредседатель Центра общественных процедур "Бизнес против коррупции"
Например, чтобы защитить бизнесменов от коррупционного давления, приняли отличную норму: в части 1.1 статьи 108 Уголовно-процессуального кодекса определили, что заключение под стражу в качестве меры пресечения не может быть применено в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений в сфере предпринимательской деятельности. В результате следственные органы и суды стали квалифицировать действия бизнесмена как не связанные с предпринимательством, что автоматически предопределяет дальнейшее его заключение в СИЗО.
Самое страшное для бизнеса сегодня не административный пресс и бесконечные проверки, не инфляция и экономический спад и даже не обычное и обыденное российское воровство, а угроза незаконного уголовного преследования, которая словно объединяет в один сверхэффективный конгломерат все предпринимательские риски, какие только можно придумать. Особенно если эта угроза связана с незаконным заключением под стражу. В России предприниматели прекрасно понимают, что стоит им сесть в тюрьму, как бизнес, оставшийся без хозяина, или развалится сам, или станет легкой добычей рейдеров разного пошиба. Изучение общественного мнения показало: более 50% предпринимателей расценивают такой риск как высокий, а около 25% так или иначе сталкивались с проблемой лично.
Можно сказать, конечно, что предприниматели преувеличивают опасность, переоценивают возможности сложившихся систем следствия и правосудия. Однако наше "правовое поле" сформировалось давно, а общая парадигма уголовного права так прочно вобрала в себя "обвинительный" уклон, что сдвиг этой парадигмы в сторону более гуманитарного подхода представляется почти что панацеей от основной беды предпринимателей.
Исторически, говорим ли мы об уголовных кодексах 1922 и 1926 годов или об уголовном кодексе времен "развитого социализма", все они основывались на категорическом неприятии любых форм предпринимательства и других проявлений частной собственности. Для сравнения, в большинстве стран Европы еще во второй половине ХХ века была изменена значительная часть уголовных законов, что привело к декриминализации многих преступлений и широкому применению штрафа в качестве альтернативы "отсидке" даже за тяжкие преступления.
Казалось бы, "лед тронулся", и у нас с 2009 года впервые за многолетнюю историю начала формироваться законодательная база по защите предпринимательства. Не идеальная, но вполне успешно адаптирующаяся под складывающиеся общественные отношения в стране, под новую российскую экономику.
Не тут-то было: за два года работы центра общественных процедур "Бизнес против коррупции", созданного "Деловой Россией" при поддержке правительства РФ, в него поступило 489 обращений предпринимателей. 52% из них жалуются на необоснованные проверки, "заказные" наезды, выжимание "административной ренты". А 48% указывают на незаконное уголовное преследование. Причем три четверти от общего количества на преследование с использованием статьи 159 УК РФ "Мошенничество".
Немного статистики: за 2011 год только по одной статье 159 Уголовного кодекса осуждены 25,5 тыс. человек и 83% из них - предприниматели, а по 42 статьям главы 22 УК (преступления в экономической сфере) - всего около 6 тыс. человек. При этом сама ст. 159 трактуется максимально широко. Вот только несколько примеров из огромного количества случаев, рассматриваемых центром "Бизнес против коррупции". В Москве строительная фирма не заплатила сорвавшему договор субподрядчику - мошенничество (дело Чубарова). В ЯНАО бизнесмен не успел вовремя поставить оборудование из-за форс-мажорных обстоятельств - мошенничество (дело Плотникова). В Брянске сорвали пару платежей по кредиту из-за кризиса - не реструктуризация, а мошенничество, хотя залог существует (дело Лущеко). В Самаре платеж по кредиту не сорвали, но, чтобы погасить кредит вовремя, бизнесмен продал собственность фирмы - совладельцу не понравилось - мошенничество (дело Рузанова).
В результате сегодня 95% крупных российских компаний защищают активы, регистрируясь в офшорных юрисдикциях. Более того, из каждых десяти крупных сделок девять регистрируются за рубежом. Чем объясняют "бегство из российской юрисдикции" сами бизнесмены? Как и ожидалось, неверием в объективность, беспристрастность и квалифицированность судебной системы. То есть нашей экономике влетает в копеечку прежде всего "низкая конкурентоспособность" российской юрисдикции.
Следовательно, пора системно развивать отечественное законодательство, которое надежно защитит право собственности и экономические интересы как хозяйствующих субъектов, так и страны в целом.
Есть и еще один существенный негативный фактор - несоразмерность уголовных санкций за экономические преступления. Ведь, по сути, это категория, которая далеко не всегда требует изоляции правонарушителя от общества. Гораздо дешевле для государства сделать такие преступления экономически невыгодными - например, путем "кратных" штрафов, как это уже предусмотрено в УК для "коррупционеров".
Расчет прост: предположим, размер ущерба составляет 6 млн рублей. При пятнадцатикратном штрафе правонарушитель будет обязан заплатить более 85 млн. Если исходить из этого соотношения, можно прикинуть, что при замене лишения свободы на штраф 11,5 тыс. предпринимателей, находящихся в местах лишения свободы, заплатили бы в бюджет почти триллион рублей. То есть штрафы могут стать не только разумной альтернативой лишению свободы, но и источником средств для поддержания целевых социальных программ. Причем речь идет не о создании каких-то особенных "судебных льгот" для предпринимателей, а о разумном подходе, принятом во всем мире.
Сегодня мы создаем инструменты для работы со сложившимися проблемами и надеемся, что эти инструменты сработают. Но в привычном нам формате правоприменения, основанного на презумпции виновности предпринимателя, решить существующие проблемы невозможно. Бизнес-сообщество ожидает изменений прежде всего в самой тенденции правоприменительной практики, когда наказание для предпринимателей в виде лишения свободы станет исключительным.