Поделиться
Сердить посредственностей Кантор принялся в 2006 году, когда выпустил свой первый, столь же объемный, роман "Учебник рисования", за ним последовали книги драмы, рассказов, публицистических статей, колонки в умном "глянце". Посвященные читатели распознавали звезд актуальной культуры, выведенных Кантором под нелицеприятными фамилиями. Критики спорили: одни говорили, что Максим Кантор подвел итог всему двадцатому веку, другие - что он не любит людей.
Роман "Красный свет" располагает к возобновлению прежних споров. Сочетание очеркистской прямоты и лихого преувеличения, эпопейного замаха и фельетонной придирчивости, историософских догадок и плакатных образов вроде баталии горячего шоколада с мороженым, нежности к Христу и досады на коллег по художническому цеху в книгах Кантора так же прочно, как соседство комфорта и бомбардировок в обличаемой им глобальной цивилизации.
На месте и облюбованная автором сцена пиршества элитного духа, дефиле интеллектуальных мод - ведущие представители бизнеса и культуры собрались на приеме у французского посла, где неожиданно встретили следователя. Завязываются главные интриги романа: в высшем обществе ищут убийцу шофера преуспевающего галериста, как в истории - того, кто виновен в гибели миллионов на мировых и локальных войнах Европы.
Глобальная цивилизация символических ценностей и цифр, которые "жевать не станешь", держится, по Кантору, на подделанной исторической памяти. Интеллектуалы потеряли вкус к разысканию правды. До такой степени, значит, уронило себя сообщество "рукопожатных", что впору обратиться к фигурам непопулярным и даже компрометированным. За историческую правду в романе вступаются следователь по уголовным делам и "старый воин" нацист. Благодаря им в роман поступают "фактик за фактиком", как еда из стран третьего мира - в европейские супермаркеты.
Кантор обрушивает на оппонентов списки, проводит опасные параллели. Был ли Ленин немецким шпионом? За Гитлером встают американские дельцы и немецкие военные, за Сталиным - русские революционеры... Это расшатывание вертикали истории побуждает читателя сместить область внимания: Кантор убеждает нас, что за мирового значения катастрофы не может отвечать один полковник, ефрейтор, генералиссимус. Ни даже - одна идеология.
В ответ на "минимум", выписанный из прошедшего века в светскую конвенцию: "революция - зло, Сталин - тиран, социализм - тупик", Кантор выдвигает свой ряд соответствий: открытое общество состоит из закрытых корпораций, либералы блюдут жесткие договоренности, цивилизация нуждается в варварах, демократия кончается войной. Ценности Европы на практике оборачиваются своей противоположностью, а потому значат не больше, чем светская условность, помогающая договориться при сделке. Вытравляя дух этой взаимовыгодной условности, Кантор заступает за границу обжитой культуры. Так на страницах романа включается магия азиатского оскала Сталина, так ожесточается рука красноармейца, рубанувшего пополам капитана-мародера. Так делится авторское понимание между избитым Мейерхольдом и "усталым следователем".
Усталым следователем выглядит и сам Кантор, нагнетающий стилистику пристрастного допроса. В одном интервью он сетует, что ему приписывают слова и взгляды персонажа. Но кем же в тексте проштемпелевано: "Это не так", - по поводу кровожадного властолюбия Сталина? Отделить позицию автора от мнения героя тем более мудрено, что Кантор вволю пользуется правом сочинителя на всеведение.
"Красный свет" - тоталитарно написанный роман, в котором оппонентам автора не дадут оправдаться.
Сметая современников и их домыслы, Кантор ломится на "красный свет". Им осиян идеал равенства, так и не воплощенный в истории Европы. Заключительная нота романа - вызов: красный свет признан "опасным", а значит, все еще ждущим воплощения. Кантор пугает опасностью краха проворовавшуюся цивилизацию неравенства. Не замечая, что красный свет обкрадывает его самого.
Наверняка найдутся охотники сравнить роман Кантора с недавно вышедшим и созвучным ему романом Пелевина "Бэтман Аполло". Постмодернист-фантаст Пелевин тоже ведет разговор о социальном ущемлении, но возводит его к вопросу о неизбывном земном страдании, которое кончается только с переходом в иное состояние бытия, - Кантор хочет быть последовательным реалистом и запирает себя в страдании, как в материи. Но вне света иного бытия проповедь Христа сводится к подсчету привилегий книжников и фарисеев, а равенство людей оказывается равенством в смерти. Это равенство отчаяния, перед лицом которого выживают только "серые" люди и "равновеликие" "бедам и смерти" занятия вроде "штопки" рубах.
В романе Кантора творчество "неравновелико" беде и смерти - потому что мельче их. Но Христос, на которого опирается Кантор в апологии равенства, тоже "неравновелик" беде и смерти - потому, что их одолел. Роману "Красный свет" не хватило этой энергии переступания через беду, света Воскресения.
Проповедь соучастия беде в романе Кантора закрепляет ненависть к тем, кто оказался счастливей, - шутовское взыскание пустоты в романе Пелевина избавляет от подсчета обид. И это - серьезный промах Максима Кантора в поединке с современным искусством.
Между тем
26 апреля в 19:00 в книжном магазине "Москва" на Тверской известный писатель и художник Максим Кантор представит свою новую книгу.