Люк Бонди прощается с фестивалем "Винер Фествохен"

Швейцарский режиссер Люк Бонди в течение 10 сезонов руководил знаменитым "Винер фествохен". В этом году 64-летний швейцарец покидает этот пост. Сувенирная продукция фестиваля пестрит надписями, обыгрывающими имя худрука: "Bye-bye and good Luc!" На прощание зрителям раздаются белые батистовые платочки. А спектакль, который показывает сам good Luc на фестивале, носит название - "Возвращение". Это пьеса Гарольда Пинтера - успевшая стать классикой, но от этого так и не потерявшая своей загадочности.

Для начала нас погружают в житье-бытье тотальных неудачников с лондонской окраины. Некий старикан по имени Макс живет тут со своими двумя сыновьями и братом. И трепется, трепется, трепется... Где правда, где безудержная фантазия отличить невозможно. Приближает к себе домочадцев и беспардонно отталкивает. Сменяет гнев на милость не только по отношению к живым, но и к мертвым: покойная жена предстает то грязной шлюхой, то воплощением доброты и идеальной матерью. Легендарный Бруно Ганц, знаменитый ролью одного из ангелов в "Небе над Берлином", делает Макса ни гомерически смешным, ни устрашающе-ужасным. Все пока не очень всерьез...

Положение меняется с приездом старшего сына, каким-то чудом ставшего профессором философии в Америке. И вот, возвращаясь из экскурсии по Европе с женой, Теди решается заглянуть и к старику... Именно так: решается. Поначалу, правда, кажется. что его сомнения связаны с убогостью обстановки, грубостью старика. Узнав, что под крышей его дома ночевала женщина, Макс осыпает и Тедди, и Рут, новоиспеченную сноху, последними словами. Но потом происходит нечто похуже: странная атмосфера дома затягивает Рут. Именно для нее этот визит оказывается возвращением. Совершенно невероятным образом она отказывается уехать вмести с Тедди - отказывается от Америки, от прекрасного дома при университете и от трех ждущих там маму детей.

Пинтер почти ничего не объясняет, только намекает, так что так или иначе объяснить происходящее полагается постановщику. В своих интервью по поводу спектакля Люк Бонди делает акцент на отцовской тирании, которую считает зародышем тирании политической. И все же, пожалуй, сквозь этот тезис прорывается какой-то пинтеровский идеализм по поводу "вечно-женского". Рут (Эмманюэль Сенье) вступает в пустовавшую в этом доме роль "матери" - причем не такой, какой была не раз поминаемая здесь Джесси на самом деле - а такой, как эта Джесси предстает в многочисленных, противоречивых и взаимоисключающих рассказах, вырастая до роли Матери мифической, благодатной и пагубной одновременно. Мужской род держит ее при себе постоянной угрозой насилия, с одной стороны, безмерным обожествлением - с другой. Эта роль прельщает Рут гораздо больше, чем в то, во что выродился образ матери в современной буржуазной семье...