- Люди! Вас обманывают! Я за две тысячи рублей сижу в первом ряду и должен смотреть на парня без трусов! Слушать мат! За кого нас держат! Это что, театр? Это обман, надо предупреждать о таком! - в середине первого акта мужчина средних лет вскочил, порвал в клочья билет и вышел.
Вслед за ним потянулись интеллигентного вида женщины и девушки в вечерних нарядах. Минутное замешательство прервали возгласы с галерки - мол, "гуглить" надо, прежде чем билеты на современные спектакли покупать, не нравится - уйдите тихо и не мешайте остальным… До антракта зал опустел процентов на сорок.
На втором действии свободными оставалась четверть кресел: видимо, кто-то передумал уходить или пришли новенькие. Неожиданно для всех вернулась ушедшая спустя полчаса после начала спектакля женщина в платке и юбке в пол. Народ смотрел внимательно, кое-где смеялся и в конце наградил актеров сдержанными аплодисментами. Некоторые молодые зрители сияли от удовольствия, кричали "бис" и "браво" и сетовали на то, что "в Воронеже пока еще не дозрели до европейского театра".
Так или иначе, было очевидно, что кодов типа: "программа актуального искусства" и "для зрителей старше 16 лет" в анонсах Платоновского фестиваля недостаточно для того, чтобы на спектакль собралась публика, готовая воспринимать ненормативную лексику и откровенные сцены. Рецензии на "Педагогическую поэму", которые можно навскидку "нагуглить", об этом тоже не сообщают.
Интернет удостоверяет, что приехали не проходимцы: таллиннский Театр NO99, основанный в 2004 году, считается одним из лучших в своей стране. Его руководители не раз удостаивались призов за лучшие постановки, режиссуру и сценографию. Он участвовал в 30 с лишним престижных фестивалях Европы (в Вене, Кельне, Торуне, Берлине, Берне, в петербургском "Балтийском доме"). Тексты спектаклей Театра NO99 нередко рождаются на репетициях и отражают взгляды режиссера и актеров на современную политическую и социальную ситуацию.
"Педагогическая поэма" была впервые показана в октябре 2012 года: сначала в Перми, затем в Таллинне. Создатели постановки отталкивались (во всех смыслах) от одноименной повести известного советского педагога Антона Макаренко и книги еще более известного педагога и теоретика театра Константина Станиславского "Работа актера над собой". Их привлекли идеи воспитания и саморазвития человека, несвободного от общества, размышления о сущности таланта и морали.
От Макаренко там осталось мало - кроме темы перевоспитания, мотивов силы и власти в педагогике (если помните, герои повести начали слушаться заведующего колонией после того, как тот ударил одного из них) и истории с игрой в театр, построенной на стремлении к максимальной "натуральности". Но эти ассоциации, думается, необязательны: главное, что пригодилось постановщикам, - удобное название. "Поэма" эстонцев расцвечена стихами, песнями и танцами, текст ее собран из импровизаций.
Обещанные "похороны системы Станиславского" замаячили в первой же сцене. Система восстает из гроба, прокашливается и принимается муштровать юнцов, добиваясь исполнения самых бредовых команд - беспрекословного, молниеносного и убедительного (с помощью сакраментального: "Не верю!"). Памятуя о том, что театр склонен к политическим высказываниям, машинально отмечаешь: учеников 14, как некогда "наших" братских республик, 15-я - как раз Система. Потом эта мысль ускользает: ребята с эстонским долготерпением (спектакль длится три часа) меняют личины и "играют в ответ", быстро скатываясь до стереотипного изображения сексуальности и последовательно стирая границы между личным и публичным. Сублимация животных инстинктов начинает выглядеть уже не одним из двигателей искусства, а основным его содержанием. Раздевания, мастурбации, беспорядочные смены партнеров, драки и ссоры (где слезы вызываются поеданием лука), достижение "подлинности" (сказал, что на тебе нет белья, - докажи, покажи… тут-то и вскочил воронежский зритель). Поцелуй превращается в универсальное средство начать, развить и прекратить взаимоотношения. Их так много, что становится скучно (и эта мысль не раз звучит из уст самих героев).
В какой-то момент Система уходит от дел - ученики уже и сами способны изводить друг друга командами к перевоплощению и проявлению все более и более сильных эмоций. Предел наступает там, где эмоции эти затрагивают семью. Переключения типа: "Тебе звонит бабушка, у нее третья стадия рака" - "А теперь пой веселую песню. Еще веселее!" - "Звонок из полиции, твои родные разбились в автокатастрофе" - "А теперь будь милой и нежной" - приводят к срыву, бунту и каскаду исповедальных монологов, где актеры расписываются в экзистенциальном одиночестве и тоскуют по подлинности чувств. Что-то вроде: "Я не могу больше играть эти роли; когда слово" любовь" встречается только на рекламных буклетах, мне хочется залезть под кровать и плакать, но я не могу больше плакать" - и далее речь в защиту интимности интимного. Впрочем, примерно тот же "месседж" несли те, кто ушел после первого акта.
В финале ученики, одряхлев и став похожими на Систему, "канаются", кому ложиться в ее гроб. Тем временем сама Система умирает, и они, сняв накладные бороды, неловко возятся с телом. В эту смерть отчего-то верится больше всего.
Кстати
После премьеры "Педагогической поэмы" в Перми зрители оставили восторженные отзывы.
"Я сегодня увидел лучший спектакль за всю свою жизнь!!! Театр NO99, "Педагогическая поэма", реж. Тийт Оясоо. Как будто я умер и попал в театральный рай! Бесподобно! Потрясающе! Гениально!!!" (Михаил Бехтерев).
"Актер - самая веселая профессия. Вместо нудных занятий - веселые игры. Круглосуточные пятнашки, дочки-матери, изнасилования, прятки. Так оттачивается мастерство. Как далеко надо зайти, чтобы стать лучше? Мы ОЧЕНЬ хотим стать актерами. Актеру ведь можно все, и за это ничего не будет. Ведь это все - игра, это все - понарошку. Мытье полов. Смена полов. Кровь. Любовь. Смачный пинок по беременному животу. Смерть собственных родителей. В дело пойдет все, во что можно заставить себя поверить. Ведь это все игра. Жестоких игр не бывает. Это все понарошку. Упражнение закончится, и все станет нормально… Нет. Не станет… Потом будет следующее упражнение. <…> Я не знаю, кто здесь не отличает игры от реальности: герои? зрители? актеры? Я не знаю, кто здесь моральные уроды: те, кто публично себя пытает? те, кто этому учит? те, кто наслаждается этим в зале? Не знаю. Знаю только, что театр не умер. Теперь у меня есть доказательства. Может быть, всего раз в жизни, но я видел. Видел абсолютно гениальный спектакль. Не про студентов-актеров… ПРО ТВОЮ ЛИЧНУЮ БОЛЬ. Как далеко ты сможешь зайти, чтобы стать лучше?" (Илья Носоченко).