Модель господдержки науки и культуры, которая сложилась в конце 80-х - начале 90-х годов прошлого столетия не то, чтобы исчерпала себя, но обнаружила изъяны, которые не удовлетворяли ни власть, ни ученых с художниками. Речь не о свободе творчества, которая защищена Конституцией, да и самой природой художественных и научных инноваций, а о более прозаических вещах. Система госзакупок на конкурсной основе, которую начали опробовать почти 20 лет назад, претерпевшая за это время множество модификаций, в сфере творчества оказалась не самой удачной по целому ряду причин. Власть - в лице культурных и научных ведомств - должна было придумывать головоломные бюрократические ходы, чтобы получить возможность финансировать те научные исследования, произведения искусства, которые удовлетворяли бы интересы государства в различных сферах - от оборонной промышленности до кинематографа. Творцы, справедливо настаивая на своей уникальности, старались добиться финансирования своих проектов, обходя все нормативные документах о тендерах, торгах и аукционах. Не собираюсь морочить читателя юридическими умствованиями. Ясно одно: сегодня обнаружилась общая усталость от тендеров на создание патриотических произведений (соревнование в патриотизме - это что-то из Салтыкова-Щедрина), равно как и от вымороченных конкурсов на право заниматься искусством для искусства. Впрочем, всегда довольно сложно понять, где больше патриотизма - в сочинениях Михаила Лермонтова или Нестора Кукольника. Завидую людям, твердо уверенным в том, что искусство принадлежит народу, не исключено, что искусство принадлежит искусству, так же как наука - науке.
Но в любом случае, механизм принятия решений о распределении средств вызывает множество вопросов и рождает не меньше проблем. Когда профильный министр или его заместители говорят, что они лучше знают на что и как выделять финансирование, - в этом, безусловно, есть логика. При одном условии, - если определены стратегические векторы развития не только науки и культуры, но собственно страны, народа, государства. Военная (или оборонная, кому как нравится) доминанта советской индустрии предопределила два с половиной безусловно успешных проекта отечественной науки - ядерный, космический, и в известной степени авиационный, которые вытащили многие научные дисциплины, включая биологию, химию и медицину, и одновременно повлияли на качество образования и культуру. Но не надо быть сверхэрудированным историком, чтобы знать, - долгое время власть предержащие - и в Советском Союзе, равно, как и в других странах Европы и Америки, относились к фундаментальным исследованиям, предопределившим прорывы в физике, математике, биологии, не то, что равнодушно, но и вовсе подозрительно. Дело не только в идеологических шорах (хотя и в них тоже), - просто политики и бюрократы мыслят в лучшем случае среднесрочно, они зависят от настроений избирателя, которым не всегда можно объяснить, зачем содержать ученых с их адронным коллайдером. Еще труднее понять, что они делают у себя в кабинетах, решая нерешенные или нерешаемые теоремы. Тем более, что открытия в биологии, к примеру, порождают проблемы, не вписывающиеся в рамки традиционных этических и конфессиональных систем.
Бюрократы всегда говорят от лица налогоплательщиков, - но так же, как большинство налогоплательщиков, они живут в мире устойчивых, устоявшихся знаний. А потому - устаревших и явно недостаточных для понимания современного мира. Госзаказ - в науке или в культуре, пусть и блестяще сформулированный (что, замечу, бывает нечасто), всегда ориентируется на наличное знание. Госзаказ - сфера известного (верно или превратно понимаемого), подлинные наука и искусство - сфера неведомого, пространство свободы. Фундаментальные открытия, творческие прорывы часто совершаются в полемике с устоявшимися представлениями о мире. Открытие прежде неизвестного, не вписывающегося в привычное знание, - в этом и состоит миссия творцов. Замечу, что научные открытия и творческие откровения чаще всего встречают в штыки хранители обывательского здравого смысла, - видят в нем угрозу, а не стимул к развитию. Впрочем, со временем любое открытие становится частью общепризнанных знаний. Повторяю банальности, общие места, но, похоже, о них подзабыли.
В современной стратегии развития науки и культуры необходимо учитывать все эти - противоречивые - обстоятельства. Высокомерие всезнайства - лишь свидетельство ограниченного знания, некомпетентности. Увы, все это бывает присуще не только бюрократам, но и людям творческих и научных профессий. Впрочем, подобный конфликт интересов - и есть то силовое поле, в котором может родиться необходимая истина.