18.08.2013 23:22
    Поделиться

    Юрий Лепский: Мир не заметит вашего исчезновения

    Ты - целый мир, это правда. Но мир все равно больше тебя. Он не заметит твоего исчезновения
    Синонимы детства - беззаботность и бесконечность жизни. Детство всегда летит к горизонту с радостью и восторгом, юность - с надеждой, старость - с пониманием того, что за этой чертой. Эгоистичное детство думает о смерти так: все умрут, а я останусь. Усталая мудрая старость уже понимает: я умру, а все останется.

    Это ощущение, пожалуй, самое обидное. Как это так - меня не станет, а все останется: и машины будут ездить как ни в чем не бывало, и люди будут ходить на работу, приходить домой, ложиться спать и утром опять вставать; и солнце будет заходить за горизонт на западе и подниматься на востоке ранним утром; и часы будут тикать в гостиной, и в соседнем дворе детские голоса будут раздаваться с игровой площадки; и листья на деревьях будут желтеть, и под новогодней елкой будет пахнуть мандаринами... а ты это не увидишь, не заметишь, не почувствуешь и не услышишь. "И все будет на этой Земле без тебя, без тебя..." Ты даже не сможешь крикнуть им: "Эй, вы чего! Не понимаете, что ли, что меня нет?! Я же - целый мир! И вот меня не стало, а вы ходите, едите, спите, смеетесь как ни в чем не бывало!"

    Нет, тщетно кричать. Ты - целый мир, это правда. Но мир все равно больше тебя. Он не заметит твоего исчезновения. Двое-трое самых близких зарыдают, еще для десятка это будет просто плохая новость. Остальной мир пройдет мимо и ничего не почувствует. Так должно быть. Жизнь без тебя должна оставаться такой же прекрасной. Иначе ею перестанут дорожить. Она создана людьми и для людей. Даже замечательный пейзаж, созданный природой, ничего не значил бы для нас, если бы не поэты, художники и композиторы, философы, научившие нас его ценить, им восхищаться.

    Они же учат нас этому тихому прощанию и пониманию того, что ты уйдешь, а все останется. И слава богу.

    Однажды в маленьком израильском городке Яффо я увидел этот пейзаж, и строчки из "Писем римскому другу" Иосифа Бродского сами собой заговорили во мне: "Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,/ долг свой давний вычитанию заплатит./ Забери из-под подушки сбереженья,/ там немного, но на похороны хватит..."

    А вот следующие строки - уже то, что остается, когда ты уйдешь, то, что будет на следующий день: "Зелень лавра, доходящая до дрожи./ Дверь распахнутая, пыльное оконце,/ стул покинутый, оставленное ложе./ Ткань, впитавшая полуденное солнце./ Понт шумит за черной изгородью пиний./ Чье-то судно с ветром борется у мыса./ На рассохшейся скамейке - Старший Плиний./ Дрозд щебечет в шевелюре кипариса".

    Рано или поздно мы уйдем, но все останется таким же прекрасным, как было при нас.

    Поделиться