Человек ведь не задумывается об устройстве эскалатора в метро или надежности вантового моста через реку. Человек просто ими пользуется, а "параллельная" жизнь инфраструктуры идет своим чередом. Общество "тучных нулевых" по умолчанию привыкло относить Конституцию к разряду вещей, которые в обыденной жизни можно не замечать, о которых можно забыть. Но на этом аналогия заканчивается.
Подходить к Конституции как к историческому артефакту - это, во-первых, величайшая и непростительная ошибка, причем ошибка не только политиков, но и интеллектуалов. Ведь именно со "сбоев" конституционной легитимности начинались трагедии 1917 года в России, 1933 года в Германии и 1991 - 1993 гг. в СССР и России. А во-вторых, это проблема равнодушного общества, но никак не самой российской Конституции.
Шестерням эскалатора, опорам моста все равно, что о них думают горожане. Конституционным же институтам, на которые опираются общество и государство, отнюдь не все равно. Конституционная машина демократии, если ее по умолчанию "списывать в архив", довольно скоро просто прекращает работать. Это особенно актуально для России, которая в конце прошлого века пережила, вероятно, самую мучительную, сложную и рискованную трансформацию из всех, какие знала новейшая история. Причем именно Конституция 1993 года (или, вернее, все, что в ней написано) стала главным символом, главным идеологическим кредо этой трансформации. И одновременно ее долгосрочной целью.
Новая фундаментальная работа доктора юридических наук, заслуженного юриста Российской Федерации, профессора Сергея Шахрая как раз об этих вещах, непривычных уху большинства сегодняшних экспертов, мерящих политику рейтингами медийных персон и количеством сетевых "лайков".
Извлекая Основной Закон из окутавшей его дымки полузабвения, один из авторов действующей российской Конституции не только разворачивает перед нашим взором масштабную политическую панораму "ревущих 90-х", увиденную глазами непосредственного участника тех, теперь уже полулегендарных событий, но убедительно объясняет и интерпретирует происшедшее со страной в 1990 - 2010-х как историю формирования и развития конституционных основ государства, конституционных смыслов, процедур и институтов. "Конституция - это способ, которым одна общественная система порождает другую общественную систему", - утверждает он.
Досужие критики вправе сколько угодно иронизировать над убеждением автора, что идеологический заряд Основного Закона, его процедурная сбалансированность, его дизайн (включая сопряженность конституционных институтов с национальными политическими традициями) во многом предопределяют устойчивость порождаемого ею политического режима. А значит, дают шансы на успешное развитие страны. А утверждение Шахрая, что Конституция Российской Федерации "являет собой ту идеальную модель, которая доказала свою эффективность на практике и может стать образцом для других стран", и вовсе отнести на счет старинной русской поговорки "всяк кулик свое болото хвалит".
Но одно дело ирония, и совсем другое - спор с историческими аргументами на руках. Спор, который автор скорее всего выиграет.
Сергей Шахрай заявил о себе как убежденный сторонник тщательной верификации исторического знания. В Разделе 5 "Почему в конце ХХ века потребовалась новая Конституция для России: Краткий исторический экскурс" своего капитального труда он подробно, со ссылками на документы и мемуары, описывает борьбу политических сил вокруг конституционной темы, конкуренцию конституционных проектов и предлагаемых конституционных дизайнов.
А Приложение 4 "Конституция Российской Федерации: хронология реализации (1994 - 2012)" позволит читателю составить представление о том, с помощью каких конституционных механизмов и процедур стране и властной элите удалось отойти от края гражданской войны в 1993 году. Потом пережить без крупных потрясений парламентско-правительственный кризис июля 1995 года. Далее - политический кризис 1996 года, когда частью президентского окружения был - вопреки Конституции - поставлен вопрос о роспуске оппозиционной Государственной Думы и отмене президентских выборов. Затем острейший политический кризис 1998 - 1999 годов и парламентский кризис января 2000 и парламентско-правительственный марта 2001 года. Как удалось справиться с центробежными силами, что грозили эрозией федеративному государству. И, наконец, преодолеть экономический кризис 2008 - 2011 годов.
Кроме упомянутой выше старинной русской существует еще старинная американская поговорка: "Если это выглядит как утка, летает как утка и крякает как утка, то, наверное, это утка и есть". Если основные политические игроки двадцать лет предпочитали следовать Конституции и ее процедурам, используя для этого конституционные институты, то, наверное, это и означает незыблемость и устойчивость конституционного строя.
Допустив, что лидеры страны делали это только "ради политеса перед Западом", "понарошку", оппонентам Сергея Шахрая придется отвечать сразу на три напрашивающихся вопроса. Первый: почему тогда конституционный строй России, в отличие от ряда других стран СНГ, продержался 20 лет? Второй: почему система конституционных институтов, например, в Египте, наоборот, развалилась сразу же после того, как Мухаммед Мурси переписал конституцию страны "под себя"? Третий: почему Украина, страна с наиболее сходной с Россией социальной структурой общества, стоило ей только разбалансировать свою конституцию в 2004 - 2006 годах, перейдя, в частности, от президентско-парламентской к парламентско-президентской форме правления, почему Украина с осени 2004 года не может выбраться из политического кризиса?
Логика Шахрая проста и убедительна. Конституция Российской Федерации в его понимании прежде всего сыграла роль ценностного "ядра" общественного согласия, постепенно сняв, как анестетик, раздиравшее постсоветский социум идеологическое напряжение. Далее благодаря своему эффективному процедурному инструментарию она позволила к концу 1990-х сформировать если не консенсус политических сил, то как минимум среду, в которой могли конструктивно сосуществовать конкурирующие элиты. Наконец, Основной Закон, по мысли автора, выступает также и как "план будущего для России".
Сергей Шахрай впервые в российской науке описывает отечественный Основной Закон как инструмент управления общественными трансформациями. Это теперь является устоявшейся консолидированной точкой зрения современных конституционалистов (в том числе представителей стэндфордской школы во главе с Барри Вайнгастом, с его концепцией "самореализующихся конституций"). Как "управляющий текст", который содержит в "свернутом" виде модели нового порядка и способен "развернуть" эти модели в новую институциональную, экономическую и социальную реальность. Именно это представление о роли актов высшей юридической силы в современном мире представляет собой сердцевину авторской конституционно-философской концепции.
Шахрай экспонирует широкую палитру российских конституционных моделей от организации верховной власти до системы общественного контроля.
Особый интерес представляет Раздел 4 "О творческом потенциале действующей Конституции Российской Федерации", содержащий идеи Сергея Шахрая о развитии и "достройке" конституционного законодательства, в том числе в части разработки Федерального конституционного закона "О Федеральном Собрании (парламенте) Российской Федерации", а также о совершенствовании принципов формирования Совета Федерации, возможностях модификации избирательной системы и пр.
Вспомним давний принцип: "Не нужно множить сущности без необходимости". Не следует прибегать к сложным объяснениям там, где вполне годятся простые. Потенциал действующей Конституции далеко не исчерпан, утверждает Шахрай. Конституция, конечно же, обрастает федеральными конституционными законами и прецедентами, что, по мысли автора, обеспечивает ее стабильность и одновременно способность адаптировать правовую систему страны к стремительно меняющейся современности. Конституционный суд дает толкования Основного Закона, не меняя, но наполняя конкретным содержанием те или иные его нормы. Конституция честно "отработала" 20 лет для России и должна впредь работать на будущее страны.
Шахрай С. М. О Конституции: Основной Закон как инструмент правовых и социально-политических преобразований.
- М.: Наука, 2013.
Первый: почему тогда конституционный строй России, в отличие от ряда других стран СНГ, продержался 20 лет?
Второй: почему система конституционных институтов, например, в Египте, наоборот, развалилась сразу же после того, как Мухаммед Мурси переписал конституцию страны "под себя"?
Третий: почему Украина, страна с наиболее сходной с Россией социальной структурой общества, стоило ей только разбалансировать свою конституцию в 2004 - 2006 годах, перейдя, в частности, от президентско-парламентской к парламентско-президентской форме правления, почему Украина с осени 2004 года не может выбраться из политического кризиса?