Евгений Стеблов: Между Смердяковым и Алешей Карамазовым я выберу второго

"Я пишу по возможности, урывками, - говорит Стеблов. - С одной стороны, пишу профессионально и увлеченно, но это не предмет моего заработка, и издатель не стоит у меня над душой. Так что могу позволить себе работать над книгой долго и тщательно, все детально обдумать, самому еще раз пережить события".

Стеблов пишет автобиографическую прозу. В 1983 году в журнале "Октябрь" вышла его первая повесть "Возвращение к ненаписанному". В 1997-м была издана книга "Не я", затем - "Против кого дружите?" А теперь вот в журнале "Story" увидело свет новое документальное сочинение известного актера. Оно называется "После". Это воспоминания о недавно ушедшей из жизни жене Татьяне - ей автор обязан тридцатью восемью годами семейного счастья.

Ее сердце, и без того больное, было вконец изношено

- Что вашу жену звали Татьяна, что фамилия ее была Осипова, публика узнала только из опубликованной в журнале "Story" повести. Обычно бывает наборот: мало кому известные женщины пишут воспоминания о своих знаменитых покойных мужьях.

- Но Таня и при жизни не дала ни одного интервью обо мне. Мы не хотели выставлять свою личную жизнь напоказ. Таня была тяжелая сердечница, и незадолго до ее ухода из жизни (конечно, мы не знали, что через два с половиной месяца ее не станет) вот какой разговор у нас с ней состоялся. Мы садимся в машину (она водила машину, я никогда не водил), я ей говорю: "Знаешь, я так хочу написать о тебе!" Она говорит: "Сейчас не надо". И вдруг я сказал: "А после можно?" Она говорит: "После можно". Вот почему моя повесть о Тане называется "После". Ее сердце, и без того больное, было вконец изношено, и мы понимали, к чему дело идет. Мы даже вскользь говорили о том, что будет, когда я останусь без нее. Она умерла в 2010 году, и для меня самым важным стало написать воспоминания о ней. Я написал маленькую повесть и отдал в журнал "Story". Недавно я узнал, что главного редактора этого журнала, Владимира Чернова, уже, к сожалению, нет в живых. Но пока повесть готовилась к печати, мы с ним несколько раз по телефону разговаривали. Как у всякого редактора, у него были к автору вопросы, но в конце концов он сказал: "Вы меня убедили". Я ему благодарен, он в моей повести почти ничего не изменил.

У меня это шло параллельно - актерство и писательство

- Повесть "После" - не первый ваш опыт в литературе. Вы время от времени что-нибудь пишете и издаете. При этом остаетесь актером, режиссером, педагогом и вроде бы не можете пожаловаться на невостребованность. Тогда чем продиктована ваша тяга к писательству?

- Я вполне удовлетворен степенью моей занятости в театре и кино. Но как-то все время у меня это шло параллельно - актерство и писательство. Еще когда учился в школе, я иногда писал очень удачные, чаще всего смешные сочинения, которые педагоги потом показывали друг другу. Более того, когда после школы я решил поступать в Театральный институт, мои родители, видя мою склонность к литературе, говорили мне: "Может, все-таки на филологический?". Они понимали, что актерская профессия достаточно рискованная. Но я был тогда бесповоротно нацелен на театральный вуз и поступил в Щукинское.

- Это там вы познакомились с Никитой Михалковым?

- Нет, познакомились мы раньше - в молодежной студии при Театре Станиславского, которую посещали, еще будучи старшеклассниками. А подружились в Щукинском. И дружим до сих пор. Нас многое связывает. Даже наши предки были знакомы между собой. Это выяснилось случайно. В конце девяностых годов меня пригласили выступать в город Рыбинск. Я туда поехал, потому что мой прадед по папиной линии, Павел Павлович Стеблов, был действительный статский советник, служил директором двух рыбинских гимназий, возглавлял городскую Думу. И вот я приехал в Рыбинск, провел там в городском театре встречу с интеллигенцией города. Потом мне показали гимназию, где мой прадед работал и где он храм домовой построил. Затем повели в краеведческий музей, и в нем я увидел фотографию: приезд в Ярославскую губернию Великого князя Владимира Александровича. На этой фотографии - глава городской Думы Павел Павлович Стеблов и предводитель рыбинского дворянства Сергей Владимирович Михалков, как оказалось, двоюродный дед Никиты и полный тезка его отца.

- Михалков снял вас в нескольких своих фильмах. Кроме того, есть немало картин, в том числе сделавшая вас обоих знаменитыми "Я шагаю по Москве", где вы снимались вместе. В какой мере ваша личная дружба обусловила ваш творческий союз?


РИА Новости www.ria.ru. Фото: Евгений Стеблов: Я вполне удовлетворен степенью моей занятости в театре и кино.

- Наверное, в немалой. Но, знаете, я не верю ни в какие деловые отношения. Я верю в предназначение, в промысел Божий и стараюсь его увидеть среди той информации, которую Господь посылает. Например, с тем же Никитой мы молодежную студию Театра Станиславского посещали, но тогда совершенно не дружили. Потом мы встретились с ним на картине "Я шагаю по Москве". С того времени я начал бывать в доме Михалковых и как-то однажды пригласил Никиту к себе в коммунальную квартиру, ему это было тогда интересно. Отголоски его впечатлений от нашей коммуналки я спустя годы увидел в снятых им "Пяти вечерах". А потом у нас с ним была совместная картина "Перекличка". И вот с нее-то началась, наверное, самая большая дружба в моей жизни. Мы очень сблизились. Я начал показывать Никите плоды своих литературных занятий, и он мне стал внушать: "Ты должен писать". Мы потом вместе с ним написали приключенческий сценарий под названием "Барьер", в основу которого была положена реальная история его родного дяди, побывавшего в немецком плену. Но к тому времени Хрущева уже отстранили от власти и лагерная тематика стала нежелательной. Мы поняли, что наш сценарий нереализуем. А где-то в середине семидесятых Никита начал снимать "Неоконченную пьесу для механического пианино", где я должен был играть Трилецкого. Я в тот момент уже был занят в двух картинах - играл одну из главных ролей у Фрунзе Довлатяна на "Армянфильме" и снимался в советско-чехословацкой картине по сказке Андерсена. В те времена это казалось очень привлекательным - съемки за границей. Так вот, я поехал в Чехословакию и попал там в чудовищную автомобильную катастрофу. Перенес три операции: две в Праге, а через год еще одну у нас в ЦИТО. Никита поначалу ждал меня из Праги, звонил туда несколько раз. Я обещал скоро приехать. Но, когда мне вторую операцию назначили, я понял, что ничего не получается. Никита пробовал разных артистов на роль Трилецкого, пока я ему не сказал: "Играй сам. Конечно, ты по-другому сыграешь, но все равно ты точнее, чем кто бы то ни было, чувствуешь эту роль". Так и произошло - Никита сам сыграл Трилецкого.

Я пишу по музыке

- Вам было бы интересно писать для кино?

- Я и писал. Причем к этому тоже оказался причастен Никита. Как-то я ему прочитал один своей рассказ. А он к тому времени уже ушел из Щукинского училища, перешел во ВГИК на режиссерский. По просьбе Никиты я переделал рассказ в сценарий, и он начал снимать. Это была его курсовая работа и дипломный фильм ныне известного оператора Игоря Клебанова. Называлась картина "А я уезжаю домой". В ней главные роли играли Сережа Никоненко и Татьяна Конюхова. А еще там снялся непрофессионал - машинист портового крана, по виду нечто среднее между Борисом Андреевым и Альберто Сорди. Между прочим, у него замечательная роль получилась. Когда я посмотрел отснятый материал, я даже заплакал, так меня это проняло. Возможно, это одна из лучших картин Никиты. Она достаточно большая - пять частей, пятьдесят минут. Я ее с тех пор не видел.

Я не сразу понял, что я верующий, но я таким рожден. Таким меня Господь через родителей создал

- Ваш литературный дебют едва ли можно сравнить с литературным дебютом автора, пришедшего в редакцию журнала, что называется, с улицы. Примерно в то же время начал публиковать свои повести и Валерий Золотухин. Актерская известность помогала напечататься?

- Мне - нет. Свою первую повесть "Возвращение к ненаписанному" я принес в журнал "Юность", и один из членов редколлегии этого журнала, маститый детский писатель, сказал мне: "Наберитесь терпения. Десять лет ждать первой публикации - это нормально". Мои друзья были знакомы с Юрием Трифоновым, и они дали ему почитать мою рукопись. Через некоторое время я, весь трепеща, набрал заветный номер и услышал: "Извините, я сейчас не могу говорить, я вам перезвоню через полчаса". Я подумал, что это отговорка: ему моя повесть просто не понравилась, и он не хочет разговаривать о ней. Но через полчаса Юрий Валентинович действительно перезвонил и сказал: "По-моему, у вас есть космизм. Кроме того, вы человек, который способен правдиво написать о театре. Вот у меня, например, - он, вероятно, имел в виду свою повесть "Долгое прощание" - это не получилось". Как бы то ни было, журнал "Юность" отверг мою повесть. Тогда я отнес ее в журнал "Октябрь", где она вскоре и увидела свет. Потом эта повесть была опубликована в Чехословакии, в журнале "Славянские погляды". Мне предложили вступить в Союз писателей, но я не решился. К тому же я был уже членом двух творческих союзов - ВТО (ныне СТД) и Союза кинематографистов.

- Я не ошибусь, если предположу: вы пишете от руки?

- Не ошибетесь. Дело в том, что моя бабушка, папина мама, была учителем русского языка. И еще с младших классов она меня замучила диктантами. Вообще, надо сказать, я был грамотным мальчиком, учился хорошо. Но она меня настолько замучила, что у меня ум за разум зашел, и я стал ошибки делать. Теперь, когда я пишу какое-нибудь заявление, я ошибок не делаю, но едва принимаюсь за литературное произведение, как с моим правописанием начинает твориться бог знает что. Стыдно признаться, но во избежание грамматических ошибок я последнюю вещь надиктовал одному знакомому журналисту.

- Вы быстро пишете?

- Я пишу медленно, но очень лаконично. А читается это легко, потому что я пишу по музыке.

- Что значит - по музыке?

- Ну, стараюсь, чтобы фраза звучала музыкально. Одна такая фраза в повести "После" по каким-то причинам исчезла куда-то, я это заметил, когда журнал уже вышел в свет. В том фрагменте, где сообщалось, что у Танюши от рождения было больное сердце, и родители даже не очень надеялись, что она выйдет замуж, я написал: "А замуж - это, скорее всего, удел младшей сестры Наташи по классу фортепьяно". Наташа - преподаватель музыки. Но, вероятно, один из редакторов вычеркнул "по классу фортепьяно" - и фраза стала прямолинейной, плоской. А вообще у этой повести есть свои благодарные читатели. Я до недавнего времени вел курс в РАТИ-ГИТИСе. Куратором этого курса была Светлана Алексеевна Леонтьева. Она с уважением и теплотой ко мне относилась. Прочитав мою повесть, Светлана Алексеевна мне позвонила: "Евгений Юрьевич, тут ни одного слова нельзя выкинуть". А мой друг Василий Борисович Ливанов, узнав, что повесть вышла, спросил: "Когда дашь почитать?" Мы в одном доме живем, и я отнес ему журнал. Он прочитал и звонит через день: "Жень, ты очень точную форму нашел. Это молитва". Верующий человек, он почувствовал в том, что я написал, религиозное отношение к памяти моей Тани, которую знал и любил.

Для меня жизнь важнее театра

- Известен случай, когда Павел Хомский, приступая в Театре Моссовета к постановке спектакля по "Братьям Карамазовым", предложил вам на выбор две роли - Смердякова и Алеши. Первая для актера более выигрышна, но вы решительно выбрали вторую, объяснив это так: "Для меня жизнь важнее театра. Я не берусь за работы, с которыми я нравственно не согласен". Такая позиция обусловлена вашей религиозностью?

- Я думаю, что это идет от моей природы. Я не сразу понял, что я верующий, но я таким рожден. Таким меня Господь через родителей создал. Помню, как я, будучи школьником, посещал Троице-Сергиеву лавру. Я тогда еще был весь в бездумном атеизме, даже спорил с какой-то пожилой женщиной у входа в Семинарию. А потом постепенно я пришел к вере в Бога, поскольку мне суждено было к ней прийти. Мы крестились с Танюшей в тридцать три года. Крестились, можно сказать, тайно, потому что в те времена это не поощрялось. Если же вспоминать тот случай, когда я выбирал между ролями Смердякова и Алеши Карамазова... Понимаете, есть такое понятие - "различение духов". Дух ведь разный бывает. Есть светлый дух, есть темный. Я стараюсь с темным духом себя не связывать. Конечно, полностью себя от него не отгородишь, но я стараюсь. Да, Смердяков - более выигрышная роль. Алеша же - невыигрышная. И более сложная для исполнения. Но я понимал, что для моей души будет важнее заниматься Алешей, а не Смердяковым. И я свой выбор осуществил. Недавно мне предлагали роль в сериале за очень хорошие деньги. Надо было сыграть человека, который во время фашистской оккупации в расстрелах участвовал, а сегодня он директор краеведческого музея, и о его прошлом никто не знает. Я прочитал сценарий и сказал "нет". Вроде и деньги нужны, но... Не хочу я это трогать, не хочу. Ни за какие деньги.

Не люблю много играть

- Где вы сейчас снимаетесь? Что репетируете в театре?

- Я сейчас ничего не репетирую и нигде не снимаюсь. Самое главное для меня - мой внутренний религиозный процесс. А все остальное придет, я знаю. Говорят, что артист должен быть все время в тренаже, в работе. Я так не считаю. Работа работе рознь. Если ты без продыху играешь, но никакого творческого развития нет, то что в этом хорошего? Главное - внутреннее развитие, познание мира через себя. Поскольку я человек лирического толка, то я так и живу.

P.S.

В знаменитую картину "Я шагаю по Москве" Евгений Стеблов попал случайно. Многие студенты, мечтая сняться в кино, старались проникнуть на "Мосфильм" и попасться на глаза какому-нибудь режиссеру. Вот и Евгений со своим другом однажды отправились по этому маршруту. На "Мосфильме" они встретили знакомого парня. Он посоветовал им наведаться в съемочную группу фильма "Я шагаю по Москве", где как раз требовались молодые актеры. Евгений Стеблов вспоминает: "Мы туда зашли. Я со страху не запомнил, как было дело, но одна из ассистентов режиссера после рассказывала: "Ты так хотел сниматься, что мы решили и тебе сделать фотопробу". Режиссер фильма Георгий Данелия уже определился с актером на роль Саши Шаталова, одного из главных героев, ни о ком другом и слышать не хотел. Но когда он увидел фотопробу Евгения, изменил свое решение. О том, что он занял место другого актера, Евгений Стеблов узнал лишь спустя много лет.