Поделиться
Вместе с приятелем два года мы мечтали посетить Припять. Он - потому что техногенные объекты - его стихия и интерес. Я - потому что начитался Стругацких и насмотрелся Тарковского, а потом в электронных архивах увидел, как выглядит футбольное поле стадиона в отчужденном городе. Березовая роща на месте вратарских, штрафных и центрального круга была выше облупившихся зрительских трибун. Когда я увидел эту фотографию, мне невероятно захотелось на пять минут стать Кайдановским-сталкером и, укрывшись в роще, прочесть "Вот и лето прошло…"
Вместе с тем, когда местом твоего рождения записан город Обнинск - первый союзный наукоград, родина первой в мире АЭС, - можно надеяться на "блат" на блокпостах по пути к "зоне". Тем более, когда собственный отец, Петин Дмитрий Владиславович, двадцать лет работал научным сотрудником Института медицинской радиологии и все их посвятил изучению последствий чернобыльской катастрофы. Он изъездил вдоль и поперек всю Брянщину, бывал и 30-километровой зоне отчуждения. Он знает все детали такого маршрута.
Но все два года отец уклончиво отводил от авантюры, предлагая то один вариант замены, то другой. Я окончательно надоел, и ему, наконец, пришлось расставить точки над i: "Внуков мне вначале роди и езжай хоть куда". Потом, правда, уточнил, что вероятность что-то "поймать" в Припяти крайне мала, но пока она существует, будет авторитетно выступать против.
- Суждения о Чернобыле имеют лишь одну общую черту - они все разные, - продолжает отец пару месяцев спустя. - Мнений о катастрофе - их миллион. С одной стороны, в масштабах страны это просто техногенная авария. Но размышляя в категориях человеческой жизни - кошмар.
- Чернобыльская авария - небывалая в истории атомной энергетики техногенная катастрофа, - подключается к разговору мой дедушка Петин Владислав Георгиевич. Он биофизик, заведующий отделом в том же институте, где работал отец (сегодня - Медицинский радиологический научный центр), профессор. - Но медицинские последствия Чернобыля преувеличены и даже раздуты. Да что говорить?! Число жертв после серьезной аварии на самолете превышает число реальных жертв Чернобыля. К настоящему моменту там даже жить можно. За исключением 30-километровой зоны.
- Я помню, общался с женщиной, - подхватывает отец, - на тот момент она проживала в достаточно загрязненном населенном пункте, но по всем результатам с нулевой накопленной дозой. Расспрашиваем. Оказывается, она выполняет все предписания. Покупает все магазинное, тщательно проверенное на загрязнение. Ни тебе лучка с огорода, ни ягод из леса. Даже к рыбе из пруда, которую так любила прежде, выработала отвращение, что теперь не может есть морскую.
Чтобы не ограничивать себя, людям пришлось покинуть родной дом. Об этом говорит отец, размышляя о катастрофичности произошедшего 28 лет назад. Впрочем, добавляет:
- Я знал тех, кто специально ходил собирать грибы, где "погрязнее". Соседи туда не ходят, трудов собрать корзинку на порядок меньше. И рыбу ловили. А потом у них в организме что-то отказывало. Но как понять, от радиации или нарушился другой баланс? Понимаешь, с одной стороны, ягоды с болот кушать не стоит. А с другой - где взять витамины? Где мерило того, что вреднее - отсутствие витаминов, или радиация? Да, я в 90-х рекомендовал есть ягоды тем, кто жил на "грязных" землях. В разумных пределах.
Радиация в малых дозах может быть полезна, удивляет дедушка. Таково мнение некоторых западных ученых, с которыми он согласен. По их подсчетам дополнительное облучение населения Европы в результате чернобыльской аварии могло предотвратить появление миллиона опухолей. "Эти оценки базируются на результатах инцидента на Тайване. Там кобальт-60 попал в конструкции 180 зданий. В течение 25 лет в них проживало 10 тысяч людей, которые получили облучение большее, чем выжившие после бомбардировки в Японии или ликвидаторы Чернобыля. Так вот смертность от рака среди взрослых в этих домах была в 30 раз меньше средней по стране".
После этого невольно задумываешься, может, и прав был Лукашенко, что разрешил выращивать зерно на отчужденных территориях. "Вот мы с тобой каждый год на рыбалку ездим, - подтверждает сомнения отец, - сколько земли прямо возле дороги возделывается? В санитарной зоне - 50 метров - оседает свинец от выхлопов. Но урожай с этой земли собирают и продают. И ведь никто не возражает, тревогу не бьет".
- Реакция политиков всех стран, она одинаковая, - продолжает отец, - минимизировать затраты и экономические потери. Поэтому называть ее адекватной масштабам случившейся трагедии не приходится. Вот, представь, ты знаешь истинные масштабы надвигающейся или случившейся катастрофы. Для ее предотвращения тебе нужна экономика всего мира, но таких средств у тебя нет. Остается лишь минимизировать последствия, а на остальное закрыть глаза. Посмотри, японцы до сих пор скрывают правду о масштабах Фукусимы. И, я слышал, потихоньку сливают воду в океан - там все растворится. И это при том, что у них Хиросима была. При том, что у них есть наисвежайшие данные наших чернобыльских исследований. И все равно оказались не готовы.
Следом отец вспоминает, как был на полигоне ядерных испытаний в Неваде и как их, группу ученых, не выпускали из автобуса: "Хотите сфотографировать? - Мы вам сами сфотографируем". А ведь по анализу почвы можно восстановить полностью картину того, что произошло. Так и японцы: "Они с одной стороны просят у нас помощи, а с другой даже не дают взять анализы".
Я родился в том же 1986 году, после Чернобыля. Но хорошо могу себе представить, какие мифы могла породить эта авария. Когда говорил однокурсникам в Москве, откуда приехал, ловил пристальные взгляды и неуемное желание найти на мне зеленую кожу или шестой палец на ноге.
- Все эти мифы о карасях размером с акулу или коровах с двумя головами по терминологии моего незабвенного учителя Тимофеева-Ресовского "бред сивой кобылы", - говорит дедушка.
- Когда был в "тридцатке", - вспоминает отец, - и общался с местными егерями-дозиметристами, никаких удивительных мутаций не встречал. Грибы большие? Но такие и в наших широтах встречаются. Сам проверял те грибочки неоднократно - цезий на зубах не скрипит. Кто-то говорил, что есть какой-то музей всякой всячины, серпентарий уродств. Но не готов говорить, естественного ли они происхождения или искусственного, от последствий радиации.