Не буду подробно освещать позиции обоих писателей. Всем понятно, что российская интеллигенция в этом вопросе раскололась, и тот факт, что два писателя выступают за народное сопротивление киевской власти на востоке Украины, мало что добавит в эту картину. Они - за, Акунин и Рубинштейн - против. Никто сегодня писателей не слушает. Куда больше меня заинтересовало другое высказывание Михаила Елизарова:
"Моя родина - СССР. Та ситуация, которую назвали СНГ, меня в корне не устраивала, и всю мою жизнь раскол и разлад приносил мне одни страдания. Я всей душой чаю новый проект "СССР-2".
По телефону Елизарову возразила некая "Катя из Москвы": "Вы не понимаете, Михаил, что сегодняшняя Россия - страна с сырьевой экономикой, что ее уклон мракобесия делает ее задворками мира, что за рубежом она неинтересна?" Елизаров: "Я думаю, окружение Кати действительно дорожит своей возможностью болтаться по Европе автостопом. Никакой потребности находиться там у меня нет, я очень счастлив здесь".
Короткая справка. Михаил Елизаров родился на Украине в Ивано-Франковске. Окончил филологический факультет Харьковского университета и музыкальную школу по классу оперного вокала. В 2001-2003 годах жил в Ганновере, учился на телережиссера. В 2003-2007 годах работал в Берлине. Сейчас живет в Москве. Автор сборников рассказов "Ногти", "Мы вышли покурить на 17 лет", романов "Pasternak", "Библиотекарь" (удостоен премии "Русский Букер") и других книг.
Елизаров не единственный из писателей, которых я бы условно назвал "неоромантиками СССР". К ним относятся и уже упомянутый Сергей Шаргунов, и страшно популярный сейчас Захар Прилепин, и Герман Садулаев, автор книг "Я - чеченец!" и "Шалинский рейд", в 2010 году вступивший в КПРФ. С Германом мы недавно были на Лондонской книжной ярмарке, выступали перед работниками ВВС, и он в своей всегда остроумной манере объяснял им, почему Крым - наш. Я слышал его выступление на Российском литературном собрании в ноябре 2013 года. Стержнем его речи был призыв создать "мощный союз писателей", как в СССР.
Повторяю, я не хочу глубоко вдаваться в политические воззрения этих писателей, потому что прежде всего они нравятся мне именно как писатели. Дело не в политике, а в том, что у каждого настоящего писателя его политические и общественные убеждения во многом, если не во всем, определяются его вкусами и, не побоюсь этого слова, душевными идеалами. Эти вкусы и идеалы когда-то рождаются, где-то и кем-то воспитываются и, в конце концов, становятся частью художественного мира. А открытые политические высказывания - это десятое дело. Мы же не называем всерьез Кнута Гамсуна фашистом на том основании, что во время Второй мировой войны у себя в Норвегии он принял нацизм и даже подарил Геббельсу свою Нобелевскую медаль. Дарение Геббельсу Нобелевской медали - это вообще какой-то перфоманс. Что, интересно, делал Геббельс, писатель весьма средний, с этой медалью? На грудь ее, что ли, повесил?
Cегодня мы имеем дело с поколением писателей (я назвал наиболее известные имена), чьи вкусы и идеалы каким-то образом совпадают с образом СССР как великой и могучей державы. Причем эпитеты "великая" и "могучая" здесь, мне кажется, играют вкусовую роль, потому что трудно любить "мелкое" и "ничтожное". Елизаров всегда подчеркивает, что в СССР были "сверхличностные" ценности, то есть людей волновали не только жратва и шмотки, но покорение космоса. Прожив в позднем СССР в сознательном возрасте примерно двадцать лет, я бы с Елизаровым поспорил: жратва и шмотки волновали советских людей, конечно, гораздо больше, потому что волновали их с утра до вечера, а космос - только периодически.
Но это не суть важно. Прилепин любит СССР как раз за то, что тогда его уважали как личность, причем сызмальства: "Он (СССР. - П. Б.) дал мне все, что мне нужно, и никогда не делал вид, что меня нет. Медсестра забегала за мной, чтобы сделать прививку; соседка приглядывала за мной, малолетним, не прося за это у родителей денег; библиотекарь заглядывала ко мне, чтобы рассказать, что пришел из города "Электроник"; повар в школе подкладывал мне самые сладкие кусочки".
Прилепин родился в 1975 году, Елизаров и Садулаев - в 1973-м, а Шаргунов - в 1980 году. СССР - это их детство. И неважно, с чем оно было в первую очередь связано: с доброй соседкой или с полетами в космос. Важно, что детство нельзя предавать.
Я сам до слез люблю "хрущевки", потому что в одной из них вырос, и до сих пор могу с закрытыми глазами ориентироваться в любом типе таких квартир. В одной из них провел детство я, а в других - мои друзья. Но жить в "хрущевке" я почему-то не желаю.
Я охотно верю, что для того, чтобы особенно остро любить Россию, нужно сначала помыкаться в Берлине. Но Елизаров должен понимать, как взрослый человек, что его антипастернаковский роман "Pasternak" в современной России значит одно, а в СССР значил бы совсем другое. И вообще он назывался бы как-то иначе. Допустим, "Чего же ты хочешь?"
Я это к тому говорю, что жить надо вперед, а не назад. Например, в XIX веке все было прекрасно, кроме наличия крепостного права и отсутствия антибиотиков. Людей продавали как скот, а дети умирали от ангины. И в СССР все было чудесно, кроме наличия руководящей роли КПСС и отсутствия свободы выбора. А без этих составляющих проект "СССР-2" неосуществим. И вообще неосуществим. Потому что нельзя родиться дважды.