Поделиться
В основе - история из 30-х годов: бригада художников-авангардистов прибыла из Свердловска к ханты и лесным ненцам с миссией учредить новую жизнь с ее атрибутами - от школ и роддомов до супрематистского искусства. Но шаманы посоветовались со своими духами и убили пришельцев. Из этой истории о катастрофическом столкновении двух цивилизаций Федорченко развернул зрелище, которое многих озадачит.
Есть миф о человеке, который всю жизнь провел среди аборигенов Австралии и ни разу не видел кино. А увидев впервые, испугался: на экране разговаривали головы без туловищ! В таком положении человека, не готового к определенному языку в искусстве, рискуют оказаться те, кто отслеживают каждый опус фон Триера и не следят за эволюцией родных культур. А там уже утвердилось художественное мышление, которое оценили в Варшаве, Париже и Риме, но в России до сих пор считают чем-то вроде местного говора. Его первооткрыватель в театре - Николай Коляда, в кино - Алексей Федорченко. Оба признаны в мире, оба родственны по духу, явно влияют друг на друга, и не случайно в новом фильме Федорченко "Ангелы революции" можно увидеть едва ли не всех ведущих актеров "Коляда-театра". Это театральное кино - обостренно образное и метафоричное, условное и в основе и в деталях, и те, кто проморгал "Коляда-театр" и все, с ним связанное, будут фильмом озадачены: примут за казус то, что стало языком.
Его приметы: умение из любого бытового предмета создать артефакт. Непривычно глубокая связь с древними национальными культурами, бытовавшими на территории России, - от шаманских медитаций до скоморошества. Мифология, сплетенная с реальностью. Отказ от бытоподобия при абсолютном слухе на художественную правду. Герои "Ангелов" говорят языком не просто литературным, но словно воскресшим из мертвых - так излагали свои мысли-лозунги энтузиасты времен Маяковского и Хлебникова ("Мы умерли и пришли за вами" - одна из первых реплик Полины-Революции в исполнении Дарьи Екамасовой). Это кино ритуалов и масок, и оно, мне показалось, было понято зрителями страны Пьеро и Пульчинеллы. Актерская техника ближе театру. Грубоватый рубленый стиль, лубок. "Енотики-ироды", с которых все начинается. Памятник товарищу Иуде Искариоту. Наивное богоборчество схлестнулось с вековыми предрассудками и потерпело кровавое поражение - как мы теперь видим, историческое. При том, что первая ненецкая девочка, родившаяся в первом сибирском роддоме, станет учить сородичей русскому языку: зерна дали всходы, научное знание одержало верх над верованиями. Вернув нас к этой истории, фильм дает понять, как страна сумела сделать рывок, поразивший весь мир, но напоминает о "своем уставе и чужом монастыре" - на примере восстания лесных ненцев против культуры, которую шаманы сочли дьявольской. События почти вековой давности оказываются актуальными и дают много пищи для ума.
Воскрешается не облик 30-х, а их дух: предмет стилизации - революционное агит-творчество. Федорченко слывет творцом мифов, но на пресс-конференции в Риме четко связал каждый фабульный поворот с реальными фигурами и фактами. Пламенная Полина-Революция имела прототипами Ларису Рейснер, Александру Коллонтай и Полину Шнайдер, которая была послана поднимать культуру сибирских народов. Образ кинорежиссера вобрал истории Дзиги Вертова и Сергея Эйзенштейна времен его мексиканской ленты (стилизация под Мексику, как и все прочие, сделана с тактом и с юмором). Композитор Иван у Олега Ягодина, одна из самых выразительных фигур фильма, имеет в родословной изобретателя "терменвокса" и советских авторов "индустриальных симфоний". Театральный режиссер пришел в фильм из трагедии Московского латышского театра, который в канун премьеры подвергся "чистке": расстреляли всех актеров, и мужские роли на премьере сыграли актрисы, что привело в восторг критиков. Все эти реальные мотивы жизни режиссерская фантазия скрепила в лоскутный эпический коврик, напоминающий этнографический вернисаж только внешне. Это трагифарс, полный лукавства и редкостно здоровой самоиронии: все погибли, но все кончилось хорошо!
Временами изобразительные медитации теряют киношный ритм. Это связано с отсутствием нарратива как такового. Но не случайно, вручая Федорченко приз "Марк Аврелий будущего", Марко Мюллер особо подчеркнул разработанные им новые способы кинорассказа: "режиссер уводит литературный текст с его логическими структурами на второй план и использует кинообразы для создания аналогий, аллегорий, метафор и нереалистических, а в иных случаях и сюрреалистических искажений". Это и впрямь во многом новое кино, альтернативное торжествующему сегодня бытовому реализму, - фантазийное, поэтическое, корнями связанное с той "народной драматургией", лабораторией которой стал Екатеринбург.
Алексей Федорченко: Столкновение двух культур - русского авангарда и древнего обского шаманства - мы хотели показать через театр. Советскую культуру представляет авангардный театр, культуру народов Северной Сибири - мансийские куклы. Герои фильма оказались на острие этой сшибки культур, пытались навязать другой цивилизации свою. А у хантов культ - значит черт, и культбаза воспринималась как место, где живет злой дух. Красный чум в мифологии - чум, где живут мертвецы… Наш фильм - о том, что нельзя подходить ко всем народам с одними лекалами. О том, что ты не всегда прав, даже если, согласно твоим представлениям, - прав. Фильм окончательно сложился, когда мы нашли девочку, которая первой родилась на казымской культбазе. Я не надеялся ее найти, но оказалось, что она жива, очень стара и плохо ходит. Она стеснялась говорить, и я попросил ее спеть - говорили, что она в юности была певуньей. И когда она спела "Жила бы страна родная, и нету других забот…" - я понял, что фильм готов.