Гениальный актер, проблемный, как и всякий талант, человек, максималист в творчестве, который каждый свой спектакль играл, как в последний раз. Учился у Аркадия Кацмана и Льва Додина. Кометой прошелся по российским театрам - от ТЮЗа им. Брянцева до санкт-петербургского Малого драматического театра, Александринки, чеховского МХАТа, где Девотченко работал один - предпоследний - год своей жизни и где шел его легендарный моноспектакль "Дневник провинциала в Петербурге". И так до Гоголь-центра - его самого последнего театрального пристанища, где он успел сыграть в "Гамлете" и в "Мертвых душах"...
…Делала с ним интервью для одного подарочного альбомного сборника. В контексте очередной полученной им награды - актерские заслуги Девотченко, несмотря ни на что, обществу сложно было не заметить, и совсем невозможно - проигнорировать, обойти в признании… По иронии судьбы, много говорили о его ярчайшей ранней роли - следователя Порфирия Петровича в "Преступлении и наказании" Григория Козлова. Был повод поговорить. Сегодня, после пришедшего трагического известия, - перечитать те строки…
Алексей Девотченко - об альма-матер
- Я два года учился у Кацмана, а после армии заканчивал с курсом Додина. Раньше двенадцати ночи мы из института не выходили. Приходили, как и все, в 9.30 на общеобразовательные лекции, в 4 часа начинали заниматься актерским мастерством, в семь часов провожали другие курсы - они уже к вечеру свободны, а у нас в это время был самый пик. Кацман мог бы и дольше с нами заниматься, но ему уже по возрасту было тяжело. А у Льва Абрамовича Додина на 3-4-м курсах мы могли уходить и в два ночи, и в три. Ночевали прямо в аудиториях. Конечно, тяжело было. И обидно, когда педагоги на нас кричали, порой переходя на личности. Но теперь я понимаю, что артиста держать в ежовых рукавицах нужно с самого начала. Знаете, когда меня мучают на репетициях, я говорю: и слава Богу. Гораздо хуже, когда режиссеру наплевать - что выйдет, то и выйдет, и когда на все твои предложения он реагирует спокойно: давай, играй так дальше, все хорошо. Это странно кажется, но когда меня не ругают, мне всегда очень тревожно становится…
Об относительности сотворчества
В существующей иерархии актер много работает самостоятельно. Но он должен в первую очередь слушать режиссера и доверяться ему, какой бы режиссер ни был. Нас так учили в училище - если вы работаете с каким-то режиссером, вы должны, даже если он вам не нравится, все равно представить, что с вами общается самый лучший режиссер мира и что другого просто не существует.
О "Преступлении" по Достоевскому и интерпретации наказания
Принимаясь за Достоевского, мы старались вообще не делать никакого акцента на то, что действие "Преступления и наказания" происходит в Петербурге. А классические произведения искусства можно смотреть под разными углами. Можно следить за Раскольниковым взглядом патологоанатома, как это сделал Гинкас, или развивать социальные темы романа. Мы же попытались рассмотреть эту историю как историю обычной семьи. И что бы там ни происходило, всем у нас правит любовь: любовь Пульхерии Александровны к сыну, Раскольникова к матери, к сестре Дуне, к Соне Мармеладовой, Разумихина - к Дуне. Вся семья ходит с любовью. И это то, чего сейчас больше всего не хватает. В "Преступлении" аллюзий с сегодняшним временем очень много. Но хоть в театре хочется уйти от чернухи, грязи и попытаться проследить сюжет по линии просто человеческих взаимоотношений.
Наказание мы поняли не в прямом смысле как кару. В нашем спектакле наказание - это то, что ты делаешь больно своим любимым: матери, сестре.
О социальных взглядах своего Порфирия Петровича
И у Достоевского написано, и мы делали из Порфирия человека, который всем желает добра. Он ни в коем случае не полицейская ищейка, не следователь в расхожем смысле этого слова. Ведь Порфирий хочет спасти Раскольникова, а не поймать, прищучить. Порфирий видит в Раскольникове отражение самого себя, своей юности, несбывшейся фантазии. И все переживания Раскольникова ему до боли знакомы. Я уверен, что подобные статьи писал сам Порфирий и публиковал их раньше где-то. Но разуверился во всем, не пройдя и половины жизни. Теперь им движет желание спасти, предостеречь, предотвратить катастрофу, даже освободить человека - не снять порчу, а дать какую-то надежду.
О признании диктатуры режиссера, непоколебимой никакими наградами
Театр - это самое тоталитарное образование общества. Демократии в театре быть не может. Нам, студентам, Кацман говорил когда-то: главное, запомните, что театр очень жестокая организация, где действуют законы иезуитов: падающего да подтолкни. Но нет такого закона, чтобы все советские люди занимались театром: вы можете в любой момент из него уйти. Да, больно, но что поделаешь? А по-другому нельзя…