В Донецке канонаду воспринимают как "белый шум". Спецкомандировка "РГ"

В Донецке почти не осталось работающих гостиниц. А в той, что еще действует, английская речь на опустевших этажах звучит чаще, чем русская. Украинской не слышно вовсе. Порой складывается впечатление, что обитателями гостиницы являются исключительно англоязычные журналисты.

В памятке, лежащей в гостиничном номере на видном месте, подробно расписано, как следует вести себя при обстреле, где прятаться, куда бежать и что делать. Особенно умиляет рекомендация на русском и английском: "Наденьте бронежилет и каску, если они у вас есть". Но, как оказалось, у многих постояльцев они, действительно, есть.

После неспокойной ночи с автоматно-пулеметной стрельбой за окном, прерываемой грохотом чего-то посерьезнее, спускаюсь вниз и вижу за гостиничной стойкой каску и бронежилет с большой белой надписью "PRESSA". Кто-то из коллег-журналистов попросил девушку с ресепшена приглядеть за амуницией.

А еще кто-то бросил свое добро прямо в холле без присмотра. Валяющиеся на полу возле стильного мягкого кресла бронник ненашенской конструкции и яркая каска совсем не военного небесно-синего цвета смотрятся очень странно.

Девушка за стойкой объясняет, что иностранцы в Донецк без брони сейчас не приезжают.

- А что у вас всегда так стреляют по ночам? - интересуюсь я у сотрудницы отеля.

- Разве сегодня стреляли? - она пожимает плечами. - Я не слышала. Значит, стреляли не сильно. Просто баловались. Уж если стреляют по-настоящему, тогда вся гостиница ходуном ходит.

На улице у гостиничного входа - ополченцы Донецкой народной республики. Вооруженные, неразговорчивые. То ли объект охраняют, то ли иностранных журналистов. То ли командиров, остановившихся в гостинице, то ли важных гостей. У ополченцев одинаковая форма. А ведь еще полгода назад они одевались кто во что горазд. Теперь ополчение больше похоже на армию.

На улице хорошо слышны отдаленные взрывы. Снова "балуются". Вообще стреляют в Донецке почти без перерыва. Грохот дальних и не очень взрывов напоминает непрекращающуюся грозу, не зависящую от погодных условий. Порой на улицах отчетливо слышны пулеметные очереди. Периодически поступают сообщения о прорывающихся в город диверсантах, расстреливающих прохожих. Распространяются ориентировки на машины диверсионно-разведывательных групп. Жителей просят соблюдать бдительность и немедленно сообщать по горячей линии о появлении подозрительных машин.

Опасность не надуманная - реальная. И то, что здесь бдят, причем, бдят усиленно, понимаешь быстро. Когда я пытаюсь разыскать очередной российский гуманитарный конвой и расспрашиваю о нем донецких полицейских, те сразу настораживаются:

- С какой целью интересуетесь? Ваши документы.

В другой раз снимаю "живописную" колючку во дворе возле дома правительства ДНР, и тут же привлекаю внимание человека в штатском.

- Здравствуйте, - вежливо обращается он ко мне. - Мой позывной "Ганс", я из службы безопасности. Кто вы, зачем снимаете?

Объясняю, что мой "позывной" - журналист и что я фотографирую для газеты. "Ганс" проверяет документы и настоятельно рекомендует впредь не проводить съемки без договоренности с охранной объекта. Во избежание, так сказать, недоразумений. Принимаю совет к сведению.

Троллейбус и "джихадмобиль"

В городе закрылись не только гостиницы. Не работают дорогие рестораны, ювелирные и автосалоны, да и в прочие магазины, продающие товары не самой первой необходимости, давно не заходят клиенты. Закрыты банки, банкоматы. На дверях одного из крупных банков висит объявление, извещающее, что ближайший банкомат, в котором можно получить деньги, находится в Артемовске. После того, как Киев отключил ДНР от финансовой системы, в городе действует только один банк, который недавно запустили республиканские власти, но там очереди.

А вот пункты обмена валюты открыты. Правда, квитанции, подтверждающие курс, по которому меняется валюта, там не предоставят. Сотрудники обменников предлагают в качестве альтернативы фотографировать обменный курс, вывешенный над окошком.

И все-таки город живет. Общественный транспорт курсирует с завидной регулярностью, вода в кранах есть, продовольственные магазины хоть и не полный рабочий день, но все же работают. Только жизнь здесь особенная. И ее характерные признаки встречаются на каждом углу. Указатели, по которым можно найти ближайшее убежище. Плакаты с призывом записываться в ополчение. Заклеенные крест-накрест окна, как в старом кино о войне. Или наглухо закрытые деревянными щитами и ролл-ставнями. Или просто разбитые. Следы от осколков на стенах новеньких многоэтажек и пробитые снарядами хрущевки. Прошитые в решето заборы и ворота частного сектора, разрушенные дома. Выставленные у дороги коллекции обезвреженных снарядов, мин, ракет и гильзы разных калибров.

А вот чего здесь нет - так это дорожных пробок. Зато на донецких улицах в редком потоке машин можно увидеть белые грузовики гуманитарного конвоя из России, фуры с надписью "Фонд Рината Ахметова" на борту или меняющую место дислокации ополченскую колонну с гаубицами. Встречаются и по-настоящему колоритные картинки. Мимо остановки на Университетской проезжает городской троллейбус. За ним - раскрашенный зелеными пятнами "джихадмобиль" с зенитной установкой в кузове. Гражданская машина переделана местными умельцами под боевые задачи настолько, что уже трудно определить, на какой автомобильной базе она создавалась изначально. Следом на полной скорости грохочет гусеничная БМП. На центральной улице Артема - тоже движуха. Там проносится мотоциклист-ополченец на байке, подозрительно напоминающем "Харлея". Затем появляется камуфлированный квадроцикл ополчения. Причем, у руля закреплено нечто, похожее на турель для пулемета.

Рецепт под канонаду

Грохот не прекращается. Наоборот, нарастает. Поначалу это пугает, потом - через пару-тройку дней, максимум через неделю попросту перестаешь его замечать. Канонада воспринимается, как фоновый звук, "белый шум". На нее обращаешь внимание только если грохочет особенно сильно и особенно близко.
Впрочем, местные жители уже не реагируют на тревожные звуки даже тогда. Мне пришлось стать свидетелем необычного разговора. У магазинной витрины, заклеенной крест-накрест, две женщины обсуждают рецепт какого-то блюда. От взрывной волны дребезжит стекло. А они - как ни в чем не бывало:

- Добавляешь маслица...

Взрыв.

- Нарезаешь лучок помельче.

Взрыв.

- Хорошенько обжариваешь...

Громкий взрыв.

Донецкие хозяюшки лишь повышают голос и сами начинают говорить громче, стараясь заглушить досадный, мешающий общению шум.

На Крытом рынке Донецка - свои разговоры.

- Надо за товаром ехать, а как - не понятно, - сетует одна из продавщиц.

Другая делится впечатлениями о недавней поездке.

- Все горит, дым кругом, на земле хлопцы мертвые лежат. И так жалко их... - заметив, что я остановился и прислушиваюсь, женщина обрывает свой печальный рассказ и пытается улыбнуться: - Заходите, посмотрите, может, подберете что-нибудь для себя. У нас все не дорого.

Здесь ценят каждого покупателя. Оно и понятно: у людей с деньгами проблема. Работы в городе практически нет. На немногих предприятиях, которые еще действуют, зарплату выдают пайками из гуманитарной помощи и углем.

Горловка! Горловка!

Намереваюсь съездить к знакомым в Горловку. На остановке, откуда раньше предприимчивые перевозчики конвейером отправляли маршрутки и машины, теперь людей нет. Судя по всему, народ выезжает из Донецка неохотно. Страшно...

- Горловка! Горловка! - без энтузиазма зазывал голосистый парень.

Его крик похож на глас вопиющего в пустыне. В сторонке сиротливо стоит одинокая легковушка с двумя пассажирами. Пожилая пара сокрушаются, что деньги закончились, пенсии получить теперь невозможно и что будет дальше неизвестно. Я - третий пассажиром. Четвертого безуспешно ждем минут 20.

Время ожидания не проходит даром. Я выясняю, по какому маршруту сейчас ездят "горловские" перевозчики. Оказалось, что ехать придется через украинский блокпост.

- А как мы его проедем? - настораживаюсь я.

Объясняют:

- Водитель соберет паспорта. Нам даже выходить не надо. Ну, если паспорта нормальные. Водитель покажет наши документы на блокпосту. Там все проверят. Ну и пропустят.

Последнее слово прозвучало как-то неубедительно.

Нащупываю в кармане российский паспорт. Внутренний голос подсказывает: с ним меня через украинский блокпост так просто не пропустят. Выхожу из машины.

- Куда вы?  - беспокоится водитель. Его тоже понять можно: теперь придется ждать, когда появится новый пассажир.

С Горловкой созваниваюсь по телефону.

- И правильно сделал, что не поехал, - одобряют там. - А то у нас всякое бывает.

В последнее время со связью в Донецке беда: часто пропадает, постоянные перебои. Но сейчас повезло, поговорили. Выговорились, точнее. Я узнаю, что мои знакомые летом уезжали из Горловки к Азовскому морю в надежде переждать войну. Но сбережения закончились, а война - нет. Пришлось возвращаться.

- Ох, и страху натерпелись! - слышу я в телефоне. - Едем в маршрутке, а где-то совсем рядом стреляют. Потом у самой дороги кто-то в засаде сидит. И дальше - еще кто-то. А мы проезжаем мимо, прямо под стволами. Ребенок захотел в туалет. Спрашиваю, можно ли остановиться. Водитель говорит, что не стоит, если хотим добраться живыми. Пришлось ребенку бутылочку дать. Слава богу приехали, теперь живем дома. Правда, как и на что - самим не понятно. Хорошо, хоть огород есть. Ну да ладно, нас так просто не вытравишь, мы живучие как тараканы.

В трубке невесело смеются.

Вкусный бутерброд

Кафе и столовые в Донецке еще работают. Далеко не все, но в оставшихся кормят вкусно и недорого. Правда, выбор блюд небольшой, да и посетителей немного. Захожу пообедать. За соседним столиком перекусывают ополченцы. Под рукой - прислоненные к стене и стульям автоматы. В кафе играет музыка.

Но, пожалуй, играет громче, чем следовало бы. Здесь музыка выполняет особую функцию: заглушает канонаду и создает иллюзию мирной жизни. Правда иллюзия эта не стойкая. Сразу бросается в глаза, что люди сидят подальше от окон, чтобы в случае взрыва не попасть под осколки и битое стекло.

А вот вечером можно запросто остаться без ужина. С наступлением темноты в городе закрывается все, ну или почти все. Комендантского часа как такового в Донецке нет, но на улицах исчезают люди и транспорт. Город практически вымирает. Мне чудом удается найти круглосуточно ларек в центре. Здесь можно купить большой и вкусный бутерброд с начинкой "курица-овощи-грибы-соус". Радуюсь, что ложиться спать натощак не придется.

Как оказалось, одинокий киоск среди обезлюдивших кварталов пользуется популярностью и у ополченцев. Наблюдаю, как сюда за бутербродами приезжают прямо с передовой. Из грязного простреленного джипа выходят уставшие люди с оружием, покупают целую охапку бутербродов, расплачиваются и уезжают куда-то в сторону аэропорта, где не прекращаются бои.

И снова безлюдье. А канонада становится все интенсивней.

- Не страшно одной? - интересуюсь у продавщицы с добрыми печальными глазами.

- Привыкла, - отвечает она. - Да и вообще. Если суждено умереть - ничего не поделаешь, а если нет - буду жить, несмотря ни на что.

Фатальное спокойствие в словах женщины, всматривающейся в грохочущую темноту из маленького освещенного окошка киоска, вызывает уважение.

- А уезжать не думали?

- Ни за что! Я слишком люблю этот город.